Земному воплощению неземного божества посвящается...

Что случилось внезапно со мною? Куда исчезло вдруг понятие привычное времени и пространства, куда я, и зачем я? Тьма и беспамятство вокруг, и лишь шорох обтекающего меня летящего времени слышу я в дали уносящихся от меня веков...


Древний Восток, покоящийся в мире.
Высокие, чудные кипарисы священной рощи стерегут красивый беломраморный храм на вершине зеленого холма. Богиня неземной красоты властвует в нем над людьми и природой этого края. Тысячи смертных - от властителя до придорожного раба, поклоняются своей богине красоты, но служит ей лишь один. Молчаливый и суровый, в белом хитоне жреца, оттеняющем мужественный загар, совершает он в храме воскурительные и прочие обряды, не поднимая на свою богиню взгляда. И лишь
оставаясь с нею наедине, впивается вдруг он горящими жадными глазами в ее лицо, словно что-то ища в молчаливой, надменно-снисходительной улыбке... И шепчет: что он шепчет подолгу перед нею?..
Все мрачнее и мрачней становился день ото дня странный жрец. И вот однажды, накрепко заперев резные золочёные двери, приблизился он к богине, и пал вдруг на колени перед нею.
Необычно зазвучал его голос, и речь была его ему подстать - взволнованно-безумна:
-О, богиня красоты, коей служу и поклоняюсь я! Знаю я, что слышишь меня ты, и дано говорить тебе с нами, смертными! Призываю тебя я в час ночной, ибо настал предел телесных и душевных сил моих, на службе тебе, безропотно-беззаветной! Яви сейчас мне милость свою. Или же лиши меня ее раз, и навсегда!
И, услыша мольбу эту, отверзла богиня улыбающиеся уста свои. Чудесной мелодией зазвучал в ответ голос ее в храмовой тиши:
- Службой твоею, почтительной доселе, и верной, довольна я. О какой милости по праву, ныне просишь у меня ты, служитель мой?
- О любовной! О взаимности ее я молю безмерно! Я люблю тебя, моя прекрасная богиня, люблю, как женщину! Более телом, чем душой, и нет для меня блаженства и муки большей! Ответь на страсть мою в земном для меня воплощении, снизойди ко мне
и неслыханною доселе цену заплачу я даже за миг обладания тобой!
Краска страшного гнева покрыла беломраморный лик. Звонче ударившихся друг о друга бронзовых священных сосудов, зазвучал голос оскорбленной богини. Острее кинжального лезвия проник он внутрь распростертого у ее ног жреца.
- О, Бог - Отец мой Всего Сущего, слыхано ли это? Как смеешь ты, раб, простой смертный, оскорблять подобным желанием меня, свою богиню? Как мог позабыть ты, даже наедине, о каре страшной, которая постигнет тебя за одно только сказанное
тобою! По воле собственной пришел ты на служение мне, дав жреческий обет священной коллегии жрецов,- и нарушаешь ее? Или желаешь ты, вне назначенного земного срока, быть испепеленным на месте молнией бога грома- мужа моего!?.
Взял себя в руки служитель разгневанной богини. Ответил ей он, с пола мраморного приподнявшись, и не было страха в по-прежнему трепетном голосе его:
- Не гневайся, о прекрасная владычица моя, на слова мои - дерзкие, быть может, но как никогда искренние! Ибо нельзя оскорбить такой любовью, даже если это любовь простого смертного! Не грози мне карой заранее, не выслушав сперва правды и сути всей1..
- О какой сути еще говоришь ты, дерзкий?
-О той, что муж твой, несравненная, силами грозовыми волен повелевать, но... не своею собственной, будь он хоть трижды громовержцем! Разве не истина это, владычица?..
Молчание воцарилось в храме. Казалось, разорвет сердце грудь, пока раздумывала над сказанным нахмурившаяся богиня.
-Ты опасно много знаешь, жрец, - наконец молвила она. - Но тебе ли смертному, вмешиваться в дела богов? Не похвальна, но оправданна откровенная смелость твоя: да, я богиня, не знающая доселе любви плотской и чувственной. То великая тайна моя, и высказанная тобою, она и умрет вместе с тобой!
- Пусть так! Но... ты хотела бы хотела узнать ее... эту любовь?
- Замолчи, жрец! Смутил ты богиню, а позволено ли богам смущаться перед смертными?..
- Прости, прекрасная. Позабыл я, что властителям не по вкусу грубая правда. Но и сладкая ложь не всегда им по вкусу.
-Будь сдержан в риторике, жрец, не утомляй слуха моего сравненьями излишними. Довольно и того, что прощаю тебе я высказанное перед тем... Итак, молишь меня ты о земном к тебе снисхождении? Но, если даже не страшна тебе и разящая молния супруга моего, то все же- не сошел ли ты с ума, жрец? Ведь мучительную кару понесешь ты за нарушение обета своего, а за то, что возжелал богиню - и смерть страшную!
Гордо вскинул голову служитель. Тверд был его голос, и непреклонен взгляд.
- Не устрашит меня ни пытка, ни самая лютая смерть в выборе моем! Принял я его, и ничто не повернет его вспять! Готов ко всему: приказывай, о, владычица!
Грустная улыбка тронула уста богини.
- Верю я, что не убоишься ты молнии, пыток и смерти. Верю и в то, что жизнью единственной дарованной тебе готов заплатитить за один лишь миг обладания мною. Но, неужели не жаль тебе все же жизни своей, служитель? Ведь мир ваш полон иных святынь, и пекрасных утех! Выбери их, и в преходящести их будь снова счастлив, без самоожертвования!
-Нет, прекрасная. За мудрый совет твой я благодарен безмерно, но чего же иного желать еще мне? Был пастухом я, был я и воином, многое видел и познал на пути своем жизненном. Деньги?.. Знал когда-то я им цену, не считал их, презирая их блеск. Женщины?.. Связанные крепче всяких уз с их блеском не стоили одного блеска и самые прекрасные из них! Свобода?.. Но от кого, от чего, если нет свободы подлинной - от себя
самого?.. Слава, святыня?.. Их я нашел в служении тебе, войдя когда-то в твой храм, и иного не надо мне!
- Нет, ты все же безумен, жрец! Это нам, богам дано бессмертие, а у тебя жизнь одна, подумай же об этом!
- На что мне она, такая доныне? Смерти равна жизнь, если не будет тебя в ней, мной осязаемой наяву!
- Но что можешь мне дать ты в осязании этом?- спросила богиня, и краска смущения легкого легла на щеки ее.
И ответил ей жрец:
- Блаженство земное, несравненное, перед которым померкнет даже рай, тебя окружающий, и чертоги твои... Явлю я тебе нечто, отчего познаешь ты наконец, что значит быть богиней еще и изведанной любви, в придачу к арасоте твоей.
- Странные чувства ты будишь во мне, жрец... Но, захочу, допустим я, познать это блаженство... от тебя. Ты еще молод, крепок, и привлекателен... для меня. Но ведь я же не смертная - я богиня и стою высоко! Какую же цену ты можешь со мною сравнить?..
- Тебе мало мук моих предстоящих, жизни моей, и обещание блаженства?.. Что ж, я и к большему готов: назови же эту цену!..
- Цену? Но мне более нечего взять у тебя, служитель:чем обладаешь ты?.. Назови меня жестокой, но муки, тебе за меня уготованные, не тронут меня, ибо жертвоприношений мне не приносят! Твоя жизнь?.. Для меня не имеет она цены, раз принадлежат мне чувства многих тысяч, как ты, поклоняющихся мне! О богатстве тебя я не спрашиваю, да и не нужно оно ни мне, ни храму моему!
Вскочил на ноги уязвленный обидой жрец, уловив нотку пренебрежения в музыке голоса ее. Со злой, обреченной решимостью выкрикнул он, не колеблясь:
- Да, это так, о прекрасная! Права ты: не стоят тебя все блага земные, жизнь моя, и таких, как я, смертных - пусть! Но душа моя?!. Не земная во мне сущность, что тебе принадлежит, а вечная ее субстанция? Этот дар не может не стоить тебя, ибо над бессмертием душ людей не властны даже самые могущественные боги! Разве это не так?!.
И вновь смутилась, раздумывая, богиня.
- Наверное, ты прав, служитель мой, - молвила она наконец.- Бессмертием души вы равны нам, богам. Ты отдаешь ее мне из-за меня - значит ты равен теперь мне, своей богине... Я принимаю этот дар, ибо ты - первый, кто пожелав меня, отдал не задумываясь на страшное заклание не преходяще - земное, а несравненно большее... Зная лишь раболепное поклонение, не ведала я любви истинно чувственной, отблеск огня которой вижу сейчас в полыхании устремленных на меня глаз... В этом огне хочу теперь сама сгореть я, не символом себя ощутить, не святыней, а просто женщиной... Не миг, а целую ночь для
этого подарю я тебе за испытанное земными женщинами чувство плотской любви!..
И, сбросив с себя свои золоченые одежды, снизошла со своего пьедестала богиня - прямо в простертые к ней крепкие, ждущие руки. И не было больше слов- не нужны они были.





... Жадно, но бережно и нежно ласкал жрец прикосновениями умелыми рук и губ прекрасное, обожаемое тело богини своей, возлюбленной. Боль от проникновения в нее испытывала она - но как сладка до умопомрачения, эта волшебная боль! Извиваясь на ложе, стонала она, наслаждаясь сжигавшим ее огнем, и все не могла никак сгореть в нем дотла... Вновь и вновь воскресая от чувственного прикосновения загрубелых ладоней и твердых губ, набухали небольшие по-девичьи груди ее и соски раздвигались сами в сладком томлении округлые бедра... Впервые познала она такую любовь, и не желая конца ей, поняла и впервые, чем обделили сами себя создавая, бессмертные боги..
Но что ночь, отданная ею? Даже для небожительницы имеет свой предел земное самосожжение. Едва окрасился зарею восток, увидела уставшая от любви, проснувшаяся богиня, что свершилось роковое заклание. Смятый окровавленный хитон рядом с нею напоминал лишь о ночи волшебной любви... И более ничего, в постылой вдруг пустоте ее храма...
И впервые взмолилась богиня, пав сама на колени:
- О боги великие, старшие! Верните мне жреца моего моего возлюбленного! Страшную цену он заплатил за меня, блуждая отныне душой без приюта, в вечном пространстве миров! Не опрощении мне слабости моей прошу я - о лишь снисхождении к участи его!..
И голос громовой Отца Всего Сущего потряс в ответ свод и колонны беломраморного храма:
- Замолчи, падшая до грешных земных утех негодница!!. Правом своим неделимым покарал твой муж - громовержец недостойного служителя твоего, согласно желанию его! Не будет отныне кары для него ужасней, чем нынешняя, без тебя - тобою и уготованная! Прими же ее и ты кару для себя наистрашнейшую- забвение в веках!.. Да придут сюда боги новые со сменой эпох, и да сотрут они вместе с храмом этим, и культом поклоненья тебе само имя твое!.. Сказанное, да свершится!!.
... Молния... Гром... Испуганный вскрик...
И вновь сместилось пространство.




Как кружат в вечном круговороте пространства созвездия, так кружат и души потерявшиеся меж ними. "Где ты, служитель иой, возлюбленный мой?! В каких неведомых измерениях, без меня, в муках блуждает вечно душа твоя?.. Зову тебя сама я - вернись, пусть хоть раз еще повторится то!.. Ибо и я заплатила за это!"
"Я слышу тебя! По-прежнему с тобою я, любимая богиня моя! И пребуду с тобою несмотря ни на что, через века и пространства миров!"
"Но как же тогда кара?!"
"Нет кары для нас, любовь моя! Разве не говорил я тогда, что и могущественные из богов не властны над душами и любовью людской?! Как же не поняла ты, богиня моя, возлюбленная моя, что не высшим силам, а тебе одной отдал я тогда свою душу? Как же ты этого раньше не поняла?!."



... Я поднял голову. Синие мерцающие блики отбрасывал в темноту комнаты экран компьютера, у которого я невзначай задремал. Жрец-служитель восточной богини, маленький храм, и ночь безумная любви... Что это было - явь, или сон?.. Где здесь что?
... Неужели тем служителем был я?..
Был?..
А богиня, кто богиня?..
Дрогнуло на экране изображение, и сердце мое пропустило удар... Перехватило дыхание вдруг, и горячей волной хлынули из таинственных вековых глубин забытые чувства.
С экрана компьютерного монитора, такой знакомой, чарующей улыбкой, мне улыбалось земное, чудесное воплощение моей восточной богини...


Кто может знать, куда уходят старые боги? И уходят ли?..
А, быть может, в нас они и живут, жизнью земной?..