Про взрослых, детей и память...

Знаете, какой самый сложный вопрос для меня? Вопрос сколько у тебя детей. Не потому что я хулиганил по молодости, нет. А потому, что я не знаю толком как на этот вопрос отвечать...

""Вазари вилла" - это выставочный зал в Москве, зал для проведения презентаций. Там есть охранник. Крепкий мужчина лет сорока с лишним. Он оставил свой пост и вышел на улицу. В слезах. А владелица зала стояла неподалеку, смотрела, как охранник, отойдя и отвернувшись, смахивает слезы со щек, и кивала с пониманием... Внутри был веселый шум-гам. Два клоуна, клоунесса и десяток детей играли. Клоуны натягивали посреди зала веревочку, которая заменяла волейбольную сетку, а дети разбились на две команды и пытались перебросить через веревочку воздушный шарик".

Скажу, что детей трое не скажу всего... Скажу, что детей четверо тоже не скажу всего...

"Рядом с этой веселой кутерьмой стояли столы под белыми скатертями. На столах горели свечи. А чуть поодаль висела большая пластиковая доска. Взрослые (нерешительно, поскольку играющие дети шустрили у них под ногами) подходили к столам, зажигали свечу. Потом шли к доске и наклеивали на доску детскую фотографию. И писали снизу фломастером детское имя: Лена, Женя, Даня, Андрюша, Иришка, Янушка"...

Когда говорю, сколько детей всегда спрашивают, сколько им лет... Про троих могу сказать, а про четвертого опять не знаю, как ответить... Что ему было бы сегодня пять лет? Что ему всегда будет один год, четыре месяца и двенадцать дней?

"Это были фотографии и имена погибших детей. Эти люди были родителями погибших детей. Эти малыши, игравшие в волейбол воздушным шариком, были братья и сестры погибших детей. Охранник встал со своего места у входа и вышел на улицу в слезах".

Как это объяснить? Как остаться в рамках поверхностного разговора, пресловутого small talk? У меня нет ответа. Как нет ответа на очень многие и многие вопросы...

"Это был день памяти. 17 мая, суббота. Фонд помощи хосписам "Вера" и фонд "Подари жизнь" пригласили родителей, чьи дети умерли в хосписе или больницах, курируемых фондами, собраться и помянуть своих детей. Родители знали, что им будет больно вспоминать детей, которых больше нет, но не вспоминать детей было бы еще больнее. Многие пришли. Человек сто. Многие пришли с маленькими детьми, многие женщины были беременны, потому что, когда умирает ребенок, родители не знают, куда девать предназначавшуюся ему любовь, и рожают второго ребенка, третьего, четвертого, и вот они галдят тут, эти дети, и играют воздушным шариком в волейбол через веревочку".

Самое больше счастье мои трое, нет четверо. Трое? Четверо? Не знаю... Галдят, шумят, плачут, переживают, радуются. Один из них просто смотрит с фото. Со своего последнего фото. Передает привет. Всегда с нами, в памяти, связан с нами и во многом определил нашу сегодняшнюю жизнь. Где мы живем, чем занимаемся. Младшие братья родились в Берлине. Старшая сестра уже давно лучше по-немецки говорит, чем по-русски. В Берлине, куда он привел нас, он ведомый его же судьбой.

"Спустя некоторое время люди поднялись на второй этаж и расселись за столы. На экран проецировались слайды с портретами детей, которых больше нет. Психолог из хосписа предложила людям вырезать из бумаги ангелов, написать на них имена своих детей и развесить по окнам. Директор фонда "Вера" Нюта Федермессер говорила в микрофон, что нужно обязательно есть, и очень хорошо будет, если родители станут выходить к микрофону и вспоминать про своих детей что-нибудь радостное. Но поначалу все молчали".

Если бы не Мишка, не были бы мы в Берлине. Не были бы в Берлине не занимались бы тем, чем занимаемся организацией лечения в Германии. Не были бы в Берлине, младшие братики Мишки Лео, Йонатан не родились бы тут... (А где? И кем?). И есть ли вообще в жизни сослагательное наклонение? Наверное, нету, все же...

"Нюта попросила священника Алексея Уминского сказать что-нибудь, потому что священники должны же уметь сказать что-то в таких случаях. Но батюшка сказал, что не знает, что сказать. Что, когда умирает ребенок, мы чувствуем, что вот он, Бог, рядом. И мы совсем не понимаем Бога, который вот он тут, рядом".

Я долго искал ответ на вопрос почему? Почему Мишка, почему он должен был уйти? Должен ли был? Почему он?

"Постепенно к микрофону стали выходить родители. Они благодарили фонд "Вера" и фонд "Подари жизнь". Но Нюта просила не благодарить никого, а вспоминать что-нибудь радостное".

Я помню его улыбку. Я помню его тепло, когда он меня обнимал, приехавшего из очередных Канн или Москвы в нашу квартиру в Берлине. Я помню радостные моменты. Я помню все, что может запомнить отец малыша, своего первенца. Я помню день, когда нам сказали, что его порок (сердца) может быть смертельным. Но мы поехали в Берлин и вылечили порок. И я помню тот день, когда все навсегда изменилось, день, когда он ушел... Два этих страшных дня. И все же - много дней радости и счастья... Того счастья, которое было отпущено ему с нами и нам с ним...

"И они вспоминали что-то. Как пили чай. Как завели кролика. Как катались на пони. А одна женщина вспомнила, что ее мальчик всю жизнь мечтал о скутере, но кататься на скутере ему не разрешалось, потому что это очень опасно. А когда он стал умирать, фонд "Вера" купил ему скутер, потому что было уже все равно. И он гонял на скутере с ватагой друзей под окнами школы. А мама сидела в кабинете директора школы и просила директора помочь с местом на кладбище подешевле для мальчика, который гонял под окнами на скутере с ватагой друзей".

У меня много видеороликов, снятых про каждого из детей. Я их посылаю моим родителям, которые живут далеко и рады часто видеть внуков - пусть даже на видео или по скайпу. Я тоже их иногда смотрю ролики, на которых есть все четверо. Только нет ни одного ролика, на котором все четверо вместе. В лучшем случае трое и фотка четвертого...

"А еще этот мальчик просил каждый день дарить ему новые игрушки. Ему было четырнадцать лет, он не играл в игрушки. Но за две последние недели своей жизни он набрал целый ящик игрушек для мальчика из неблагополучной семьи, жившей в соседнем доме. Он называл это "наследство для Юрика". Потом пришла Чулпан Хаматова. Она рассказала, что ее дети живы и здоровы, слава Богу, но однажды она как-то особенно, как родную, полюбила одну девочку, на лечение которой собирал деньги фонд "Подари жизнь". И когда эта девочка все же умерла, Чулпан почувствовала... Они описывают это чувство более или менее как ранение пушечным ядром в грудь. И Чулпан ничего не могла сделать с этой дырой в груди. И тогда девочка приснилась маме. Она сидела на берегу моря, красивая, как до болезни. Она сказала маме: "Чулпан очень тоскует по мне. Скажи ей, что у меня все хорошо"".

Я верю, что у Мишки все хорошо. У Мишки все хорошо! Слышите, друзья? И у нас все хорошо!

"Им всем снятся дети. И это всегда утешительные сны. Дети на берегу моря, в садах, в лугах. Много детей. Счастливых. Дети говорят: "Мама, не плачь. Мама, у меня все хорошо", - так устроены сны у людей, потерявших ребенка".

Я верю, что Мишка с нами, просто в другом измерении. В каком-то своем измерении, в которое если попадаешь обратной дороги нет... Но это, наверное, судьба. И это не плохо и не хорошо. Это то, что есть и это уже не поменять. Надо двигаться дальше, помнить, любить и жить ради всех четверых.

"Они много говорили про сны. Потом они вышли на улицу и отпустили в небо белые шарики. С детскими именами, написанными фломастером. Сто белых шариков".

Dmitry Ladizhenski (c)

Ко всем записям блога

☍ Поделиться

Извините, но прежде чем оставить комментарий, следует ввести логин и пароль!

(ссылку "ВХОД" в правом верхнем углу страницы хорошо видно? :)