Борода

Бывая в этом районе, вне зависимости от наполненности желудка, я всегда заходил в маленькую, уютную кафешку на Каменноостровском с фонтанчиком и прудиком посередине. Здесь готовили потрясающую рыбную солянку, для которой не жалели даже каперсов. В аквариуме о чем-то своем, незатейливом молча мечтали рыбки, а их менее удачливые собратья в моей тарелке уже не мечтали ни о чем. Их мечты сбылись, и рыбьи души взирали с небес на того, кому они подарили столько удовольствия, спокойно-снисходительно. И я не мечтал ни о чем. Для меня это не свойственно, но когда в твоей тарелке шедевр вкуса, отбрось все мысли и воздавай ему должное, блаженствуя над каждой ложкой. Вкусовые рецепторы наполняют мозг своими электрическими эмоциями, тот складывает из них сложнейшую мандалу, искусно вплетает в ее божественный орнамент яркие энергичные 50-граммовые штрихи "Столичной", что насыщает и подтверждает ее, солянки, мудрость вспышками озарений, глубокого просветленного понимания Сути Вселенной. И вся эта духовно обогащенная конструкция устремляется ввысь, в небо, как священная молитва во славу того, кто или что своими благими деяниями содействовало появлению на земле этого чуда сборной рыбной солянки. Оммм!
Поэтому я и не мечтал ни о чем, кроме того, разве, чтобы моя тарелка подольше не пустела.
Вошли три женщины и сели у окна. Я всегда порывался занять это место, чтобы смотреть на людей, спешащих к метро "Горьковская", но ни разу так и не получилось. Прямо, как Веня Ерофеев, так и не увидевший Красной Площади. Интересно, что сказал бы этот Гаврош русской абстинентно-концептуальной революции, этот светлый ангел, сгинувший в темных застенках советской действительности по поводу сей амброзии? Транс-цен-ден-тально! Вот, что он бы сказал!
Ах, Венесус Христофеев, светлоокий Шива, пляшущий на прахе соцреализма, пуленепробиваемое знамя всех принимающих и перепринимающих, распявший себя во наше спасение! Себя распял, а нас не спас...
Женщины развесили свои сумочки по спинкам стульев. Одна, маленькая, изящная повернулась в профиль... И я узнал его. Этот профиль! Двадцать лет я носил его в сердце, замирая каждый раз, когда видел похожий. Носик, чуть больше среднестатистического, с небольшой горбинкой, о таком говорят, что, мол, придает индивидуальность. Расхожая фраза для усмирения обладательниц эксклюзивных горбинок и излишка баксов, но, похоже, так оно и есть. Я пытался представить ее курносой. Фу! Черт-те что! Курносых я вообще не воспринимаю, для меня это чуть ли не уродство. Как будто лицо не доделали. А здесь эта восхитительная горбинка таинственной восточной принцессы! И ресницы... Просто сумасшедшие ресницы! ... в которых устало засыпает ветер...
Тоже мне, Милорад Павич...
Она щебетала с подругами (это был ее голос!), как пчелка по капелькам цедила ристретто и взмахивала маленькой ручкой. Такой маленькой, нежной ручкой. Плавно и очень женственно, как только и может восточная принцесса... О! Как мы помним эту ручку! Я и мой маленький брат. Крохотную и безумно нежную. Ласковую до спазмов и потери рассудка.
Она пила кофе, а я, оказывается, сидел, вытаращившись, дебил-дебилом с застывшей ложкой, так и не попавшей в рот.
И она оглянулась.
По себе знаю, как край глаза выхватывает из городской суеты ситуации, которые не следовало бы видеть, когда люди оказываются в идиотском для себя положении. Тут женщина поскользнулась и неловко задрала подол, а белье явно не для широкой публики. Там мужик в порыве вдохновения забылся и страстно заковырял в носу. Каждый, опомнившись, вспыхивает: хоть бы никто не заметил. Ан нет! Дудки! Все схватывает ехидный край глаза. И она меня увидела тем же краем глаза, который оповещает хозяина на уровне подсознания, что рядом происходит нечто неадекватное.
Она медленно поворачивала голову, а дебил-дебилом все сидел, открыв рот.
И она распахнула свои глаза...
О, эти глаза! Вы никогда не видели таких глаз! Огромные, но хитрые. Хитрые и при этом огромные... Что было за ними, я никогда не знал. Тайна во мраке, торжество агностицизма, сама непознаваемость. Они жили своей жизнью, сами по себе, подчиняясь лишь непредсказуемому Космосу. При ее миниатюрности, Такие глаза были больше, чем просто органом зрения, они являли собой все. У португальцев, к примеру, птичьи лица, на них довольно интересно смотреть в профиль та же горбинка. Но в фас лист фанеры, вид с торца. Вест-готская замороженность, пробирающая до костей своей ненужностью и безразличием. Фанданго с каменным лицом и рыбьими глазами это все равно, что моя солянка с американским кетчупом. О, эти волшебные глаза! Такие посмотрят ласково, и ты кончишь... А какими они становились, когда ее маленькая нежная ручка добиралась до своей цели... Смерть Богов! Взрыв Сверхновой в голове, крах всех прошлых идеалов и принципов. А в глазах лукавое тепло, ангельский и похотливый огонек под сумасшедшими ресницами... Святое лисье бесстыдство жаждущей любви целомудренной девы... Ах, А-член..
Двадцать лет я пытался вспомнить, какого цвета ее глаза. Бесполезно. Бил молотком по голове - не помогает. И только в зрелые годы, когда к двум моим извилинам, природной и чисто профессиональной, прибавилась еще и третья, я понял, в чем дело. Можно смотреть на ее маленькие совершенные ушки, на тонкую смуглую шейку и ласково-хищные ноготки. А глаза это другое. Смотреть можно только "в" них. Как смотришь в окно на удивительный мир и не задумываешься, какого оно цвета.
И она меня узнала. Бездонные глаза стали еще глубже. В башке у меня вольтова дуга, короткое замыкание. Целую вечность мы смотрели друг на друга. Я не боялся быть неузнанным, боялся лишь холодного безразличия. Узнает и отвернется, типа, ну и что? В страшных мазохистских мечтах оно меня убивало, втаптывало в грязь, но разве в этих глазах могло быть место холоду?..
И она махнула мне рукой.
К черту солянку! Мантры с мандалами! Я чуть не рухнул в прудик с фонтанчиком, рванувшись к ней.
- Базилио, ты самый глупый кот на свете! поздоровалась она.
- Натюрлих! Спасибо, ты тоже прекрасно выглядишь, - в голове были только эмоции и глупые дежурные слова, все умные в панике разбежались. Как мне хотелось схватить ее в охапку, сунуть за пазуху и бежать, куда глаза глядят, нести, шептать в ухо то, что зрело во мне 20 лет, баюкать, как ребенка и плакать от умиления! Те слова кипели внутри, но не лезли из горла. Ты совершенно не изменилась. Все такая же маленькая.
Я почти не лукавил. 20 лет прошло, а узнал сразу.
- Врешь, как всегда, но все равно приятно! она отмахнулась ручкой, маленькой и изящной. Какими судьбами здесь?
Я боялся подавиться словами. Она была так близко, смотрела на меня в упор своими глазами. Такими глазами! Что в них было, насмешка, интерес на пять минут или просто скука, прикрытая сумасшедшими ресницами? Или я опять все драматизирую?
- Тебя ждал, солянку ел. Ты где болталась столько времени?
Глаза вспыхнули игривым негодованием.
- Это я то болталась! Это ты, котяра гадкий, бросил меня на поругание, сбежал куда-то!
- Не сбежал, меня Родина послала подальше. А я тебя честно искал. Зуб даю, поруби мой... хм... Но не нашел. У меня и информации о тебе было с гулькин... хм... Девичья фамилия да старый адрес, где эту фамилию и не слышали. Но я готов загладить, искупить. В разумных пределах, конечно...
- Вот они мужики! - подруги согласно кивнули, а она стукнула меня кулачком по плечу. Я поймал этот кулачок и поцеловал. Маленькая моя! Это случилось, это все-таки случилось! Я засыпал и просыпался с мечтой об этом мгновении. И оно настало! Остановись!..
- Лучше поздно, чем никогда.
Поразительная у меня способность морозить тупые банальности в самый неподходящий момент. Ведь я совсем не то хотел сказать...
- Вас, надо полагать, зовут Вася? - на языке привычно завертелась пошлость, достойная соленой мужской компании, "надо повлагать", надо, кто бы спорил. Высокая, прямые, ослепительно черные волосы, туго зачесанные назад, пухлые, яркие, капризные губы, нос чуть картошкой, но не портит, жгучий взгляд и высокий лоб, на котором написано: "секретарь-референт в иностранной фирме". Пантера!
- Вася - это многообещающе, - утвердила вторая подруга, очевидная натуральная блондинка с такой фигурой, которая угадывалась даже за столом, что грузин бы успел сказать только "вах!", перед тем, как выпали бы его наглые глаза и порвались штаны. Этакая царственная Мерилин, валькирия в роли герцогини Йоркской. Мне повезло, что я не падок на блондинок, а то бы упал. Лицо, если разобраться, никакое. Но умение владеть этим "никаким" да и всем остальным, я был уверен, губило мужиков пачками. Почему-то, не знаю почему, во всем мире царит общепризнанное мнение, что блондинки с формами вызывают у мужиков особенно сильные эмоции. Не знаю, не знаю. По крайней мере, у меня не вызывают. Студенистая коровья томность, а то и откровенная полуфригидность, меня давно уже не прельщали. Обладать красивой и общепринято модной куклой, тешить свое тщеславие, ловя сальные, завистливые взгляды разного рода джигитов, это реально означает всего лишь получать дивиденды с вложенного капитала. Но на алтарь жизни положено гораздо больше - истинная страсть восточных таинств и загадочного Космоса, подарившего цвет волосам.
Но эта была что-то! Исключение из всех моих правил. С ней я бы пошел в разведку. И там остался... Но это было бы еще вчера. Старая многократно проверенная метода, моя, между дрочим: видишь женщину и не знаешь, углубляться в нее или нет, стоит овчинка выделки или так обойдется? Метода называется "Предвставление". Своего рода визуализация с экстраполяцией. Включаешь воображение и пытаешься представить ее лицо во время оргазма. Это совсем не трудно, но результат стопроцентный, - если ты это представляешь, и тебе нравится то, что ты представил, то - полный вперед, а если нет - "извини, милая, мама не велит мне долго гулять". И ты об этом не пожалеешь. Таким образом можно протестировать и прошлых подруг, для которых в свое время не хватило напора или терпения. Тренируйте воображение, друзья!
С блондой все было в порядке. И это как минимум.
Черт, что я несу! Сдались мне эти Багиры с валькириями! Вот - Она! Сидит рядом, блестит масляными глазками, о чем, непонятно. И ничего больше не надо.
- Нет, Базилио или, если угодно, Вася, в каком-то смысле ипостась. А вообще я на лис охочусь. - Я выразительно взглянул на нее. - Не знаю, как там Вася, много обещать не могу, но по коньячку за встречу, думаю, не помешает.
- Натюрлих! - хором сказали референт и валькирия.

Милая моя маленькая Лисичка! Конечно же, ты не моя, да и я не твой. Но сейчас я об этом не знаю, и знать не хочу. Возможно, это бзик, возможно, я придумал себе сказку и за пятую часть века вбил ее себе в голову. Но ты рядом, и в глазах твоих по-прежнему теплый и таинственный свет. Твой кулачок в моей руке, - это твое сердечко, мне и нужно было только прикоснуться к нему, убедиться, что оно бьется, и что в нем есть крошечный кусочек меня, и все! Большего не надо. И быть мне в аду говночерпием, если хоть одна женщина слышала от меня такие слова, если хоть об одной я так подумал. Я не зря прожил это время в надежде. Небо, как оказалось, не глухо!
Помню, я сжимал ее ладошки и говорил: "Ага! Руки горячие, значит, сердце холодное!" "Неправда! - возмущалась она. - У меня все наоборот". "Ну, так это надо проверить!.." "Кот, тебе лишь бы обесчестить бедную девушку..." "Не обесчестить, а осчастливить".
Тогда, наобнимавшись с тобой в подъезде твоей хрущевки, я бежал к другой. Не бежал, нет, ковылял, с трудом перешагивая через собственные опухшие яйца. Думал о вечном, то есть ни о чем. И эта боль была жалким искуплением за то, что я не сделал тогда и не сделаю позже. Ведь ты была девочкой. Ты была пределом, тогда еще не понятым, не оцененным. А та, другая, единственным, но неоспоримым преимуществом которой была безотказность мосинской трехлинейки, была лишь очередной ступенькой в длинной-предлинной лестнице. Да ведь и яйца не железные...
Моя загадочно улыбалась. Как Джоконда? Нет, не как Джоконда. У той улыбка самоудовлетворенного гермафродита. Пол любого существа определяется ориентированностью его сексуального внимания. И если это внимание рассеяно, как у Моны Лизы, не персонифицировано по половому признаку, то с определенностью можно утверждать, что это существо бесполое или фатально фригидное. Именно различие между полами привлекает их друг к другу, и они сворачивают горы и рушат цивилизации. От чего такого я тащусь в Лисичке? Да от того, чего нет у меня и других объективных мужиков. От противоположностей! Ее ладошка, которая тонет в моей лапе, кожа, ее, гладкая и бархатистая по сравнению с моей, грубо-волосатой. Ее улыбка, полная тайн, рождающая сладкую истому там, внизу... Значит, получается, ей во мне может нравиться ухмылка идиота?.. Носик... А мой все равно гораздо больше!
Черт возьми! От ее улыбки кипит кровь. У нее маленький ротик и губки пухленькие и нежные-нежные. Я помню! Когда она закусывает нижнюю губку, верхняя топорщится, как у ребенка. И взгляд из-под челки...
Тогда, 20 лет назад, у нее была челка, очень длинная и рыжеватая. Крашенная, сама она шатенка. Челка падала на правый глаз, и вся эта неземная сила, сумасшедшая радиация прошивала меня насквозь через один, - левый. Она смотрела, чуть наклонив головку, чуть исподлобья хитро, нежно и игриво. Взгляд ее пробивался сквозь огромные пушистые ресницы и прибивал на месте. Такой она и запечатлелась в моей памяти, милый маленький зверек, бесконечно добрый, бесконечно хитрый и бесконечно нежный. Одним словом, Лисичка.

Мы еще долго болтали о всякой ерунде, вспоминали общих знакомых и беззаботную юность. Я тупил напропалую.

- Танька, - сказала референт низким бархатным голосом, - а ведь нам нужен компаньон. Предприятие рисковое, и твой Вася просто обязан нам помочь. Прикроет в случае чего. Ну, как, Вася, ты готов прикрыть беззащитных женщин?
Вася, так Вася. Моя прыснула в ладошку, а блонда плотоядно улыбалась мне прямо в лицо. Какой-то странный подтекст. Чуть познакомились, и уже втягивают мужика в какую-то авантюру. Я этого не люблю. Я взглянул на Лисичку. Да хоть к черту в жернова!
- Вася, дай лапу, - референтша протянула свою руку с длинными ногтями. Красивая рука, ничего не скажешь. Очень красивая рука. Но разве можно сравнить с тем, что сейчас прячется в моей ладони! Теплая, ласковая лапка...
- Сеанс хиромантии? - я произнес что-то среднее между "е" и "и".
- Ты, Вася, даже не догадываешься, насколько прав.
Брюнетка вертела мою ладонь и так и сяк. Со всех сторон разглядывала пальцы.
- Каков вердикт? Жить буду?
- А смысл? - в тон мне ответила она.
- Так, интересуюсь.
- Оставьте этих глупостей, Вася. Не лезь в будущее, живи сейчас. До утра дотянет, - она кивнула подругам и откинулась на спинку, - но мы должны постараться.
И все три засмеялись чему-то своему, девичьему.
А я опять, дебил-дебилом. На ходу разводят. Ну и черт с ними.
- Все. Решено, - какой все-таки голосок у Татьяны, говорит, будто кошечка мяукает. А сама-то - Лиса! - Ты зачислен в эскорт и едешь с нами в баню.
Опа-на!
- Но... я... как-то... - нет, ты не дебил, ты полный, всеобъемлющий, трансцендентный кретин!
- Никаких "но"! Впрочем, солянку можешь доесть.

В такси я, обернувшись с переднего сиденья, травил анекдоты, выбирая те, что с легкой пошлинкой. Типа: происходит семяизвержение, сперматозоиды несутся, сломя голову на перегонки, ведь тут кто первый, тот и папа. Вдруг сзади крик: "Господа! Нас предали! Мы в жопе". Все по тормозам, развернулись и назад. Остался один, весь хромой, кривой-косой, доползает до яйцеклетки, гладит ее и говорит: "Вот так рождаются гении и уроды!"
На фоне убегающего Приморского шоссе они выглядели, как пьедестал почета - в центре референт Марина, слева блонда Ира, справа ютилась моя крошка. И я совершенно не был согласен с такой расстановкой.
Водила, тертый ханыжка лет пятидесяти, тоже вклинился: "Вы знаете, кто такой одномандатник? Верный муж!" Остряк недоделанный!
Близилось Солнечное, и я, наконец, решился.
- Учитывая важность предстоящего мероприятия, - официальным тоном начал я. Шутки шутками, а времена нынче стоят трудные, триппером уже никого не удивишь, и каждый о здоровье своем заботится, как может, - считаю своим долгом представиться: радикулит, синдром Дауна, болезнь Альцгеймера, ДМП, алкоголизм и перхоть. Из заразного, - только казарменный юмор.
Марина резко подалась вперед, отчего блонда, царственно прикорнувшая у нее на плече, свалилась вниз.
- Нимфомания! Только нимфомания! - громко, с чувственным придыханием зашептала она, - но зато в запущенной форме.
- Это у нас в некотором роде... семейное. - Ирина поднялась и тоже придвинулась ко мне. - А ты, Вася, сатиризмом не страдаешь?
- Ирка, дура, кто ж от этого страдает!
Водила заерзал за рулем, видать, услыхал знакомые по "Спид-Инфо" слова и представил это "мероприятие". Попытался опять встрять в разговор, но я пощелкал у него перед носом и указал на дорогу. Затих.
- В детстве переболел, теперь как рукой сняло. Никаких проблем.
"Эх!" - прошелестел водила.
- Вася, ты нас пугаешь!
Короче, поговорили! Каждый при своем и со святым русским "авось" наперевес...

Коттедж референтши говорил о том, что одной иностранной фирмой дело не обошлось. Небольшой, не сказать, что уютный, но стильный. Больше похож на съемочную площадку немецкого сериала. А Рокко, надо повлагать, это я. По крайней мере, на сегодня... Во, попал!

Из коридора мы пошлепали босиком. Марина похвасталась своей баней. Я был в шоке, потому что баня вовсе не баня, а, как бы сказать помягче, банный комплекс с русской парилкой, сауной и бассейном четыре на три. Круто!
В широкой и пустоватой гостиной в углу стояла гитара. "Класс, - подумал я, - Лисичке спою колыбельную, для нее сочинял, а этим красавицам что-нибудь из Лаэртского". Я сел в кресло и усадил Таню на колени. Она стеснительно натянула подол короткого платьица и прижалась ко мне теплым котенком. Тогда, 20 лет назад, она прятала свои ножки под неимоверно длинными юбками чуть ли не из драпа. Зачем! Дурацкая молодежная мода тех лет? У нее прекрасные ножки. Это не мослы безмозглой модельки, которые "от коренных зубов" и не окорока секс-бомбы... Меня вообще задолбали эти западные стереотипы красоты и, уж совсем идиотического понятия, сексуальности! Как будто всем мужикам должно нравится одно и то же, мол, самцы все одноклеточные, и чтобы завести одного из них, достаточно просто соответствовать общепринятому стандарту и следовать утвержденному Голливудом алгоритму: повращать бедрами, поднять руками волосы и помассировать сиськи по часовой стрелке. Все. Он готов, можно начинать. И эти дегенераты считают себя величайшей нацией! Микробы духа! Вирусы! Жрите свои одинаковые гамбургеры, возбуждайтесь от своих телок конвейерной сборки и продолжайте считать себя лучшими. Пускайте слюни на силиконовые бюсты, - это как раз то, что нужно вашим силиконовым мозгам!
Большая женщина создана для работы, а маленькая для любви. Не я это придумал, но я заметил, что до длинной женщины, как правило, не сразу доходит, что на ней, оказывается, уже кто-то лежит и вроде бы даже имеет. От чего это происходит, оттого, что суммарная длина нервных связей между рецепторами и центром удовольствия и, соответственно, время прохождения сигналов у нее существенно больше? Или потому, что ее муладхара находится далеко от Земли, дарующей энергию любви? Да и сахасрара у нее витает в облаках. Все это напоминает сравнение машины с гидроусилителем руля и без такового, которую в нужный момент не провернешь...
У Лисички замечательные ножки! Чуть островатые и тонкие коленки; наверное, их она прятала по молодости. А теперь сама понимает, что глупо. Много что тогда было глупо, но и трогательно и прекрасно одновременно.
Я совсем расклеился... Сердце стучит, рука дрожит на ее шелковистом бедрышке. И все остальное сладко стонет под этим тельцем, совсем не набравшим килограмм, рвется сказать свое веское слово...
Губы мои обнимают ее ушко:
"Тебя так долго не было, что я даже немного соскучился".
"Все-таки, ты гад противный!.." - Лапкой по щеке. Легонько, как котенок.
"Зачем мы сюда приехали? Давай убежим!"
"Поздно". Она тронула губами мою щеку.

- Э! Э! Не гони коней, Василий! Марина уже переоделась в короткий халат зеленого шелка. Катастрофически короткий халат... - Танька, змея, ты здесь не одна, между прочим. Вы там лижитесь внаглую, а мы с Иркой слюни глотаем. Имейте совесть!
- А мы свою совесть уже поимели, ответил я. Так что, теперь она добрая.
- Эх, Вася, не туда ты силы тратишь.
Она нагнулась, чтобы включить центр, и я на себе ощутил разрушительную сущность катастрофически короткого халата... Едва успел отвести глаза.
- Я вам "Раммштайна" поставила. Чтобы дурных мыслей не было. Она злорадно ухмыльнулась и задергалась под забойное "Айн... Цвай... Драй...". Только бы не вздумала поднимать руки...
Ирина, величественно закинув голые ноги на диван, также величественно качала головой в такт извращенному ритму. Когда истинно альтернативный ариец досчитал до десяти, и по закону жанра надо было терзать воображаемую гитару где-то у пола, Марина остановилась.
- Ну, вы пока слушайте музычку, расслабляйтесь. Но не сильно! А я печку затоплю.
- Пардон, мадам! я легко поднял невесомую Лисичку, поставил рядом с собой и крепко прижал. - А мужчину вы пригласили в дом приготовить ужин и помыть посуду?
Чертовы эмансипе!
- Валяй! Печку найдешь?
- Да хоть на ощупь.
- Ах!.. она закатила глаза. Все вы так говорите.
Я взял Лисичку за лапку и потащил за собой.
- Мы вместе! Таня мне дров наколет.
Ирина с жалостью посмотрела на Татьяну.
- И топор пусть заодно наточит. Вдруг пригодится.
Марина строго посмотрела на нас.
- Танька, ты там не балуй. Помни о главном. А главное это подруги.
И получила в ответ розовый язычок.
У нас за спиной она уже выкрикивала, "Айн... что-то там зонне... Цвай... еще раз зонне... Секс!!.. поглубже зонне..."

Я не закрыл дверцу, чтобы блики огня играли на ее коже и в огромных глазах. Она сидела на низенькой скамеечке, вытянув босые ноги к огню. Шевелила пальчиками. Я примостился рядом на полу и положил голову на ее бедра. И ее руки с готовностью легли на мое лицо, ерошили волосы, шуршали в бороде, тянули за нос, за уши, чертили ласковыми коготками таинственные знаки. И мне было хорошо...
Черт возьми! Мне было так хорошо, как не было никогда в жизни! И уже не будет. Даже в сладостных юношеских мечтах я не мог себе представить, что может быть так хорошо! Вот оно, это мгновение! Ради того, чтобы это испытать, можно было подождать и дольше. Что стоят все прошлые увлечения! Даже не увлечения необходимость, тщательно припудренная опытом и знаниями. Разве стоит говорить о том, что я хотел бы сидеть так вечно, пока не рассыплюсь в прах? Банальность! Трепещи, Вселенная, теперь я могу все! Теплое, трепетное ложе под моей щекой, источающее неуловимый запах лучшей из женщин. Самой родной и желанной. Любимой женщины! Нежные руки, бродящие по мне, ее короткие, под мальчика волосы, в которых, быть может, уже прячутся закрашенные сединки. Это мое! Прорезавшиеся намеки на будущие морщинки у глаз и рта, которые так беззастенчиво высветил вдруг по-домашнему откровенный свет березового огня. Это тоже мое. Чуть нахмуренный лобик. Это все, как дежавю, по черточкам подбрасывало недостающие штрихи к единой до боли знакомо-незнакомой картине. И вот последний мазок, и она проявилась. Соединились в какой-то момент два негатива, два мира. Совпали до последних мелочей. Реальный, в котором ты живешь и прозябаешь, и такой же, но волшебный. Тугим ударом схлопывается в мозгу или где-то в других, более тонких телах, энергия осознания...

Сердце сжимается в диком и сладком спазме. Туман застилает глаза и щиплет в носу. Это ОНА!! Она моя и ничья больше! Эта маленькая плутовка и самый добрый и верный человечек в мире. И глаза ее и каждая клеточка ее тела принадлежат мне, и я за них в ответе. И я буду вечно сидеть у ее ног преданным псом, сгорая от любви и желания, глядя в эти глаза. Я разорву любого, кто косо посмотрит на нее! Я буду слизывать с нее дождинки и отгонять ветер, чтобы ни один ее волосок не шелохнулся против ее желания. Она моя Богиня! Я вырву свое сердце и положу к ее ногам, чтобы хоть как-то развлечь мою Богиню, чтобы доставить ей хоть капельку радости. И это не жертва, а моя привилегия. Я выколю себе глаза, чтобы они ненароком не посмотрели в другую сторону. И пусть я сдохну прежде, чем скажу ей дурное слово...
Я будда, наконец увидевший Свет. А Свет это ОНА! Апофеоз Пути и единственно возможный смысл существования. И смерть во ее имя будет слаще нирваны, ибо Она сама и есть божественная Мукти.
Это маленькое существо единственное и последнее, что привязывает меня к этому миру, ради чего стоит коптить небо.
Моя Лисичка! Любимая!..

... И миры начинают расходиться... По ниточкам, по штришкам разрывается корреляция между мирами, длившаяся целое мгновение, но позволившая тебе почувствовать слияние с тем, другим, волшебным миром. И они расходятся случайно встретившимися на захолустном полустанке скорыми, каждый по своим рельсам, в свою сторону. И только светлое лицо, на недолгий миг застывшее перед тобой в том, другом поезде, и взгляд его останется с тобой навсегда, будет терзать тебя осознанием чего-то упущенного, жечь непонятной тоской по чему-то несбыточному, ныть в душе горькой язвой судьбы. Потому что поезда эти больше не встретятся. НИКОГДА!

Я опять полил сопли! Что тебе надо, придурок? Что ты все время пытаешься затолкать этот мир в свою сопливую ограниченность с неистовством старого педика! Сама Судьба сказала тебе да! Да! Да!! Продай свою паршивую душонку дьяволу и останови это мгновенье! И все будет хорошо. Но я уже знал, что не будет...

"Любимая". Я разглядывал это слово, взвешивал в руке, пробовал на зуб... И оно казалось настоящим. Как я завидовал парням и мужикам, что рассыпают эти слова сотнями, и при этом даже не кривят душой! Мне это было недоступно. Слишком дорого, по моему мнению, оно стоит. Слишком ко многому обязывает. Ты ведь дорожишь своей поганой свободой? А что дает она тебе? Ты слишком слаб и труслив, чтобы ницшеанствовать, и кто измерит удельную плотность и глубину моральных страданий, чтобы даровать тебе это право? Бог? Но его зверски убил безумный Фридрих, и уже давно. Ты просто со временем тихо сойдешь с ума, сойдешь на нет, так ничего толком и не создав. И твоей "Баркаролой" будет абракадабра... Почему же ты, сволочь паршивая, не можешь жить как нормальные люди! Ведь тебе хочется любить! Просто любить, не задумываясь о последствиях, не раскладывая по полочкам возможные варианты. Любить одну, другую, третью, и каждый раз искренне. В тебя самого влюблялись много раз. И это тебя пугало. Каждый звонок, когда на другом конце бормотало в слезах: "я без тебя не могу", это нож в сердце и страх ответственности.
А сейчас ты веришь в это? Будешь ли ты, уходя из жизни, твердо уверен в том, что хоть раз любил по-настоящему, и что сила твоей любви останется где-то в энергетических оболочках Вселенной согревать других и зачтется твоей кармой?
А сейчас я верю. Даже если поезда навсегда разошлись, тот миг был напоен сполна любовью к этой маленькой женщине, пусть и не выраженной в словах. И вспышкой слияния с волшебством сожжены мои прошлые грехи. И мосты...
Да! Я в это верю!
"Ты звал меня, я чувствовала..."
"Да, я как смог написал это на небе, указал время и место, чтобы мы случайно не разминулись. Еще на 20 лет. Но тогда меня бы уже не было".
"Астральный зов..."
"Любимая!"
"Любимый..."

И я схватил ее, сжал в объятиях, чтобы полностью вместить в себя, слить наши тела в одно. Ее губы источали сладость. Неземной восторг! Космос вокруг. И планеты сбиваются с пути. И пространство тонет в миллионоголосом звуке вседержительной вибрации... АУМ!!! И мир восстает из пепла и вновь летит к черту. И маленькая вселенная, дрожа галактиками, сошлась с той, что побольше, и в радужном вихре энергий умерло время...

... И это был только поцелуй. Такой долгожданный и сладкий...

В раздевалке я замялся в нерешительности. Я как-то отмечался на нудистском пляже, и сам поразился той новой свободе, которую дает отсутствие на тебе жалкой тряпочки. Но, зная свои визуальные интересы, там не задержался. Не доверял собственным инстинктам. А здесь я просто не знал, как себя вести. Дамы, - как в зрительном зале, само внимание, и среди них Лисичка... В гробу я видел такие приключения!
- Кот! Ты хочешь нас разочаровать? - Таня шкодливо щурилась. Давай, давай, ты первый!
- Проблем-то нет! Я вот только сейчас... шнурок запутался...
Разделся до трусов. Так, поиздеваться.
- Так я... что спросить хотел...
- Васька! Не томи! Марина сладко потянулась. Мы женщины слабые, нервные.
Я скинул последнее и повернулся, - нате, заразы! Если втянуть живот и развернуть плечи, не Апполон, конечно, но где-то рядом. А самого колотило, как отбойный молоток.
- О!
- Какое небо голубое! - закатила глазки Лисичка.
- Маринка, ты, наконец, объяснишь свою систему? Такие вещи скрывать от подруг бесчеловечно.
Хотя я понимал, что нестандартность происходящего, их алчные взгляды и недвусмысленные позы, особенно Марины, против моего желания заставляют меня выглядеть лучше и больше, чем на самом деле, все равно было приятно.
Моя победно смотрела на подруг, и меня понесло:
- Черт возьми! Куда я попал? Представляю, сколько безвинных мужиков сгинуло здесь зазря!
- Ну, почему же зазря?..
- Вы же ведьмы! Вы не замечали?
- Что-о? Ирина подняла бровь.
- Иствикские, - успокоила Марина.
- Это же замок Синей Бороды! Куда вы складываете трупы? В подвале? Или, может, на чердаке? Лучше закапывать в саду.
- Хорошая мысль.
- Ладно, Синяя Борода, все-таки, был мужчиной. Одиноким, непонятым. Жестоко страдал от несовершенства этого мира, даже плакал по ночам. Но вы то, вы! - я ходил, театрально всплескивая руками. - Кстати, если бы Синяя Борода был женщиной, как бы ее тогда звали? А?
- Васиссуалий! Вы куртуазный пошляк и декадент!..
- Рядом с вами, сударыня, я скорее миннезингер...