Всё, что я могу это рассказывать.

Месиво из математических знаков. Признание в любви. Отец, Пётр Зуев, любил свою дочь, Лину Зуеву, больше всего на свете. Вторым его увлечением был секс, потом шла математика именно в таком порядке, и об этом важно знать чтобы понять, почему его дочь не испугалась и вообще никак не прореагировала ни на неожиданное исчезновение отца, ни на последовавшее вскорости письмо с требованием выкупа она решила, что это очередной сексуально-математический опыт из тех, что отец так любил ставить над собой, и, как неизбежное и первое прямое следствие данного над близкими ему людьми.

Марина (что расшифровывается как Мама Лины) была человеком несколько иного склада. Попадись ей вышеозначенное письмо на глаза, выводы, которые она сделала бы, были бы довольно-таки однозначны как и все её реакции на любой поступок отца именно поэтому они сейчас и не жили вместе, Марина не могла понять, что ей делать с отцом, этим огромным голубоглазым ребёнком, мягкими лапищами обнимающим её, доводящим до экстаза умелыми словами никогда не расходящимися с делом, и в то же время таким равнодушным, когда дело доходило до обывательского "ты мой и ничей больше, ни с кем другим делить тебя я не согласна".

Неужели? Но тем не менее именно так ты и делаешь, - отвечал Пётр. И хотя имел он (ввиду) Лину, Марина так и не узнала этого.

Она ушла из семьи, когда Лине было семь, пламя страсти охватило маму и унесло её прочь, кружа, как играющие дети кружат ведущего с завязанными глазами прежде, чем оставить его одного в темноте, лишь по случайному шуму да по собственной интуиции догадывающегося о месторасположении остальных участников игры. В следующий раз Лина увидела маму лишь спустя восемь лет, та зашла в гости на пару минут и осталась до вечера заблудившемуся в лабиринте всё равно, где устроить привал: неуверенное движение по комнатам, широко распахнутые глаза Марины, когда вернувшийся с работы и поужинавший отец предлагает ей остаться на ночь, она лишь еле заметно кивает в ответ.

Электрический свет погас в кабинете отца, в комнате Лины, в гостиной. Лёжа у себя на постели, Лина слышала шум душа в ванной, негромкие голоса родителей, шаги. Впервые отец рассказал ей о сексе в пять или в шесть лет, на день её рождения, он подарил ей его, подарил две куклы, мужчины и женщины, выполненных в мельчайших физиологических подробностях, разбирающихся на части и двигающихся как живые, будучи соединёнными "определённым образом".

Первая мамина истерика, Пётр берёт Лину и её кукол с собой в университет. Горячие слёзы мама размазывает по лицу (она красива и не пользуется косметикой). То горькое влажное яркое утро часто снится Лине, волшебный солнечный свет, затопивший аудиторию, дикая смесь математических символов, признание любви, выхваченное мелом в руке отца из сочной темноты доски. Возмущённые студенты совершенно не слушают преподавателя всё внимание их сосредоточено на кукольной самораспадающейся оргии, устроенной его дочкой на столе рядом. "Неужели вы не понимаете, что всякая лекция должна подкрепляться наглядным пособием?! Теория, которую вы зубрите, не стоит ничего без практики!" Тот чудесный день, когда она вошла в мир взрослых, сразу попав в центр всеобщего внимания. "Как будущие учёные вы должны ясно осознавать не только те задачи, что ставит перед собою наша наука, но и, прежде всего задачи всего человечества в целом я говорю о любви и радости, сопротивляясь которым всю свою жизнь, человечество всё же всецело обязано своим существованием; и задачей любого современного человека является признание того факта, что его нет, что есть только любовь и радость, радость и любовь не желающие признать себя таковыми!"

Обнажая деревья, до той поры притворявшиеся университетскими стенами, день меркнет. В глубине чащи лесные разбойники душат полуголого великана. Тело его истыкано отравленными стрелами, в сердце воткнут нож, но он продолжает хрипеть свою лекцию, хватаясь за меловые стволы, торчащие из слепого лесного озера, и откидывая в сторону белёсый бурелом смятых простыней, Лина проснулась. Ни одна из идей её отца, идей, старых как мир, не была понята всё, что они могли, так это переписывать и зубрить формулы, не понимая, не принимая их смысла, эти не желающие повзрослеть дети захватили мир, их трюки и уловки легли в основу этого мира. Выйди на улицу, и ты увидишь, как они дерутся, отбирая друг у друга игрушки, убивая и насилуя. Так и не поняв, что жизнь подобна пиру, устроенному для осуждённого на смерть, пытаются урвать кусок пожирнее.

Лина встретилась с похитителями там и тогда посреди июльского полдня, в кафе, где тяжёлые кофейные волны плещутся у округлых фарфоровых скал, а выстроившиеся вдоль тротуара автомоллюски приоткрывают свои створки навстречу солёному ветру, там под сенью малахитового сердца листвы, разбитого вдребезги жарким молотом солнца, красное платье Лины трепетало на ветру словно пламя, осветившее бледные нервные лица похитителей, и Лина узнала их, за двадцать лет они совсем не изменились, остались такими же молодыми, и, хотя они и помнили её пятилетней сейчас она казалась старше их.

Она сказала им, что не верит, будто отца действительно похитили, сказала, что хочет лично убедиться в этом, и, взяв Лину под руки, все вместе они покинули кафе... а через час Лина уже развязывала верёвки на руках Петра. Люди, похитившие его, были тут же разобранные на ещё шевелящиеся части. Что же произошло за этот час этого я просто не в силах описать. Могу сказать только, что это был лучший из порнофильмов, когда-либо виденных мной, в определённый момент мне даже начало казаться, что я слепну... теперь же я не могу пошевелиться. Пётр и Лина целуются, она одевается, они уходят, но я не могу сдвинутся с места, чтобы последовать за ними, всё, что я могу это рассказывать.