Непонятное. Незачемное.

Даже когда на дворе бушевала осень, даже когда на дворе колдовало лето, поезд всегда был на станции ровно в восемь.
Очень худой проводник проверял билеты. Люди махали друг другу из грязных окон. Что впереди? Ля финита ли? Дольче вита?
Стаю вагонов окутывал дымный кокон. Трогался поезд.
Потом исчезал из виду.

Мерно стучали колеса. Звенели рельсы, будто вселенная песню из них сложила. Чаем, беседами, чем-то покрепче грелся каждый из путников, странников, пассажиров.
А на подушках, отмеченных гордой меткой, снились прекрасные сказки про цель приезда. Только вагон-ресторан открывался редко. Но открывался. Но странное было место.

Смерть по известной причине любила кофе. Горький, бразильский, без сахара. Просто пытка. Бывшее тело, погибшее в катастрофе, явно когда-то нуждалось в таком напитке. Счастье с годами вообще не теряло вкуса, разве в бумажном стаканчике на вокзале. Официанты, естественно, были в курсе, ставили чашку. Откланявшись, исчезали. Правда, не думали: кто эту жидкость выпил, ну да от лишнего знания мало проку.
На перегонах составы, крича, как выпи, пахли ветрами, туманами и дорогой. Месяц дрожал, горизонтом с землёй повенчан. Поезд бежал, из лесов выходили лисы.
К Смерти подсел человек в старомодном френче, в круглых дурацких очках, совершенно лысый.

Мистер прокашлял: читаю у Вас на лбу я — скучно живёте, ужасно, без фейерверка. Я тут по важному делу — людей вербую. День ото дня их вербую. И век от века. В разных больших государствах. Вот раньше плавал. Поездом, правда, удобней, комфортно в нише. Кто я? Помилуйте. Можно сказать, что дьявол, ладно, нижайшего ранга, ещё пониже. Можно сказать, что скиталец, печальный странник. Жалко, что в поезде как-то с людьми негусто. Разная публика ехала в ресторане: мёртвый пират, самка кракена, мать лангуста.

В городе N пахло морем, и мэр — тупица.
В городе N десять прачечных, три фудтрака.
Долго служитель закона не мог врубиться, из-за чего в ресторане случилась драка. Оба участника драки сидели прямо. Дома ждала капитана бутылка джина: ладно, очкарик. Но Вы-то, но Вы-то — дама. Хмурилась дама, не спорила, не блажила.
Даже играла в углу на губной гармошке. Даже служитель закона отметку сделал:
установление личностей невозможно в силу отсутствия личностей и предела, кстати, второе особенно напрягало. Так и пришлось отпустить, а чего стараться.
Лет в шестьдесят он построит себе бунгало, будет рассказывать: вот натерпелся, братцы.

С этой минуты вся жизнь повернулась круто. Бросил полицию парень, подался в йоги. Видишь, на карте стрела твоего маршрута, видишь, какие грустят по тебе дороги. Видишь, какие в тумане маячат горы, солнечный маятник, звёздная канонада.
Лучше поехать на поезде. Поезд скорый. Впрочем, в вагон-ресторан не ходи. Не надо.
(СвирелЬ)