И приходят они из жёлтого невыносимого света, Открывают тушёнку, стол застилают газетой, Пьют они под свечами каштанов, под липами молодыми, Говорят сегодня с живыми, ходят с живыми.
И у молодого зеленоглазого капитана Голова седая, и падают листья каштана На его красивые новенькие погоны, На рукав его формы, новенькой да зелёной.
И давно ему так не пилось, и давно не пелось. А от водки тепло, и расходится омертвелость, Он сегодня на день вернулся с войны с друзьями, Пусть сегодня будет тепло, и сыто, и пьяно.
И подсаживается к ним пацан, молодой, четвёртым, и неуставные сапоги у него, и форма потёртая, птицы поют на улице, ездят автомобили. Говорит: "Возьмите к себе, меня тоже вчера убили".
(ц)
Светит солнце изношенных дней,
нависает угрюмая влага.
Вот девчушка идёт, а при ней
на верёвочке пёс бедолага
от усталости еле влачит
через лужу царапины ножек.
В лужах прошлое мерзко торчит,
ком тряпичный, пружин осьминожик
и, как льдина, огромный пакет,
повествующий миру рекламу.
До предела изношенный кед,
и невидимо мерзкого хлама
залегло у потёртого дна.
Месяц май изобилен мокротой.
У забора железка одна.
Проходила здесь танковой ротой
злая мачеха худших времён
и оставила мусор и рвоту
рваных песен, позорных знамён.
Здесь гулять вообще-то чревато,
и рычит обездоленный пёс,
а девчонка безумная, вроде.
Её братика аист унёс
и без гроба зарыл в огороде.
