и пришли прохладные ночи..

"Залейте травы кипятком, а дальше вы, наверно, вкурсе.
Анис, гвоздика, молоко, корица, кардамон по вкусу".

Никто тебя не защитит от холодов и от потери,
но у мерцающих домов есть исчезающие двери.
И в этот вечер будет дождь, захочешь чаю или пончик.
Ты дверь откроешь и войдёшь, и медно звякнет колокольчик.
И мебель в шоколадный тон, и абажур бумажный, тонкий.
Ты встретишь городскую хтонь за столиком или за стойкой.
По непокрашенной стене поскачут солнечные зайцы.
И хтонь расскажет наконец, что ты не тот, каким казался,
что всё, о чем писал стихи, происходило в самом деле,
что вечность пахнет как духи — клубникой, вишней, карамелью.
И заклубится сладкий дым подобно шелковистой ленте.
И чашка с именем твоим на зазеркальном диалекте.

"Нарежьте сливочный зефир, колдуйте, словно вы Гудини,
добавьте мед, изюм, пломбир, и уберите в холодильник".

И в этот вечер будет снег лететь, и сумрак будет ранним.
У отчеканенных монет есть свойство исчезать в кармане.
Над ухом запищит комар, пускай зима, зима в берлоге.
Но ты залезешь в свой карман, достанешь птиц, цветы, дороги,
дурацких мыслей кутерьму и тихо скажешь: "Чем богаты".
Не удивившись ничему, хозяин примет эту плату
так, словно он её и ждал, как запасного парашюта.
Как будто чушь и ерунда ужасно ценная валюта.
Подует ласковый мистраль, всегда соленым морем пахший.
И чашка — твой святой Грааль, неупиваемая чаша.

"Купите грецких и фундук, достаньте формочки к обеду.
Начните жить с собой в ладу, хотя бы в пятницу. И в среду".

Нельзя сбежать от темноты, но если есть на свете небо,
то в этот вечер будешь ты, смешной, неловкий и нелепый,
нежней, чем хрупкий лепесток.
И может, сам тогда поверишь и в притаившуюся хтонь,
и в исчезающие двери.

(ну разумеется. СвирелЬ)