МО, роман (добавил)

Вообщем я когда-то писал Роман.. РОМАНИЩЕ.. РоММАНИЩЕ.. :))) Многим нравилось.. но потом я защел в творческий тупик.. жизнь захлестнула.. завертела.. и я не дописал.. Вообщем то я далеко не уверен, что я супер-пупер.. поэтому решил провести эксперемент.. я буду выкладывать роман кусками.. и если увижу в коментах просьбы продолжить больше хотя бы 5 штук.. то буду выкладывать следующий кусок :))) Вот. Так, что
дорогие мейбевцы если захотите узнать продолжение коментируйте.., разрешаеться так же критиковать, и говорить, что это отстой :))

Общее название романа " На стержне Тишины и Истины"



- Как? Вы не любите кошек?!
Как можно! Если человек,
не любит кошек это плохой человек!
- Да. Я не люблю кошек...

Первая часть. Мо.

Я лежал в высокой траве. Перебрасывал во рту травинку и лениво размышлял. - Скоро начнутся холода. Пойдет снег. Придется опять пыхтеть в тяжелом тулупе, расчищать лопатой двор и мазать сапоги салом. Не люблю зиму...
Трава, в преддверии ветров Великого Сэйла, уже успела приобрести нежно розовый оттенок осени. Небо было плотно затянуто облаками, и лишь робкие попытки солнца заявить о себе, говорили, что оно все-таки существует. Кузнечики, устраивали прыжки в высоту, прямо с груди, а две больших и наглых лягухи, переквакивались прямо в ухо. Было слышно, как в деревне работает молот кузнеца, а молочница опять орет на всю округу, о своем молоке.
Вдруг, на грудь мне приземлилось, что-то мягкое и пушистое.
-Привет Ал. Мать, тебя уже искричалась.
-Сей час иду. Мо посмотри. Облака. Они опять кружатся.
- Дождь будет...
С этими словами Мо, спрыгнул с груди, и оглушительно мяукнув, умчался, куда-то в направлении леса. Я посмотрел вслед. В высоком розовом травяном море был виден лишь, огромный, пушистый синий хвост. Лес с громким чириканьем испустил из себя, облако листовок.
Мо охотился.
Мо был только у нас. Никто из деревни, не посмел бы, завести Синюю кошку. Никто из деревни, ни за что не захотел бы, связываться с Золотыми людьми. Но мой папа, маг и прямой наследник Терта, ему можно. Когда-то, как рассказывает папа, синих кошек было даже больше, чем нас. Они правили. Нет ничего, сильнее Синей кошки. Их кровь сравнима по силе лишь с кровью девственницы...
Когда наши предки переправились через Аос, самый большой океан нашего мира, синие кошки встречались везде. Никто тогда не предал им никакого значения. А потом, была Великая Синяя Война. Впрочем, Мо рассказывает, что только для нас, она была Великой. Кошки вообще, мягко говоря, странный народ. Смерть для них не существенна. Рассказывают, что у синих кошек девять жизней, а еще они говорят. До сих пор, никто не может понять, что же было на самом деле...
Странные вещи, происходили в те времена. Отряды на лошадях, в полном вооружении, мчались по лесам, вылавливая и уничтожая всех встречающихся на пути кошек, и что самое странное, те не сопротивлялись. Умирали, кричали, выли, но не причиняли никакого вреда.
И в тоже время, в каком-нибудь захолустном селе, стоило убить, облезлую, старую, синюю кошку и начинался ад. Вымирали все, от мала, до велика.
Сама земля приходила в движение, и погребала под собой все и вся. Ветры еще долго разносили по миру, запах паленого человеческого мяса.
Мо говорит, что любовь, есть мера к мщению, я не понимаю, и он смеется.
-Вы слишком, молоды, торопливы. Вы как мухи, слетающиеся на мед. Можете укусить, но это совсем не значит, что на вас надо обращать внимание.
Папа считает, что если однажды, та небольшая часть синих кошек, что осталась, решит, что люди мешают, мы исчезнем с лица земли в тот же миг.
-Ал! Ал! Иди обедать! - это мама, она сегодня одета, почему-то, празднично. Белое, в мелкий голубой цветочек платье, золотые, заплетенные в три косы волосы, спадают до самой талии. Видно, что в маме борются два желания: первое поскорее найти меня, и загнать на обед, второе, при исполнении первого, не потерять достоинства жены мага. Поэтому, идет она, довольно странно, то небольшими царственными шагами, то забывая обо всем, срывается чуть ли не на бег. Мама и сейчас считается самой красивой на селе. Мо рассказывает, что когда золотой водопад, еще не был заплетен в золотые реки, к маме приходили свататься по два-три раза на дню. Женихи не давали прохода, но она ждала и ждала, чего-то. Отказывала. Проходил год, проходил второй. Однажды летом, в жаркий солнечный день, в деревне появился высокий, широкоплечий человек в длинной синей тоге. Он ни с кем не заговаривал, ничего не спрашивал, н а вопросы не отвечал. - И этот, небось, свататься идет! смеялись в след местные хохотушки. Но прошел человек мимо дома, где жила Люмина. И даже, как говорит сама мама, не взглянул в ее сторону, хоть она и сидела у окна.
Прошел все село и скрылся в лесу. Потом началось...
Рев, крики, рычанье, треск, визг вылетели из леса и накрыли собой село, слившись в один единый гул. Где-то там, за опушкой леса, начали заваливаться на землю столетние, могучие сосны. Скрежет, рев, облака птиц кружащихся в страхе над лесом. По сельской дороге, по огородам, по лугам, в страхе бежит живность: мыши, барсуки, лисицы, волчицы несут в пастях детенышей, зеленые пантеры несутся огромными прыжками, поджав длинные, голые хвосты. Под натиском животных падают деревянные заборы, зайцы лезут прямо в двери домов, лишь бы скрыться от неведомой напасти...
Мужчину, нашли среди поваленных деревьев. Повсюду была вода, маленькие и большие фонтанчики били из земли, а один ручей бежал прямо сквозь подножье, еще живой, толстенной сосны. На оголенной, от мхов и листвы, взрытой земле, лежали, мужчина в разорванной, кроваво-синей тоге и Огненный лев. Огромные, еще дымящиеся былым могуществом лапы, повелителя огня, в последней агонии загребают землю. Ярко оранжевая грива, непокорно, как бы в борьбе со смертью, продолжает то опадать, то вновь распушаться, тут же загораясь все сжигающим цветом главной стихии. Вокруг поднимаются столбы пара...
-Слава Матери, он убил его! Он убил, а мы даже не знали...
Говорят, если Огненный лев поселился в лесу, через год, он живет в пуст ыне...
Этот день, село, запомнило навсегда. Поваленный лес, лев в столбах пара и мужчина, вытянувший к Люмине, правую руку. Из ладони, растет роза. Алый бутон источает свежесть и искренность. Стебель, так же алый, полупрозрачный с длинными загнутыми вверх шипами. Видно, как по его жилам к бутону струится кровь. "Этот цветок не умрет, пока не умрут чувства, любимая" - сказал мой будущий отец, срезая розу. Через месяц сыграли свадьбу. Прошло почти семнадцать лет, но и сегодня нет, нет, да и заглянет дальний путник, в наш дом, посмотреть на стоящий в высокой хрустальной вазе цветок...
Что-то я отвлекся. Мама, вконец обозлившись, идет в мою сторону. Судя по покрасневшему лицу, не избежать подзатыльника. Поднявшись, я поплелся ей на встречу.
-Где ты шлялся, негодник! Быстро в дом! Отец давно за столом ждет.
Придав, ускорение еще одним подзатыльником, мама идет сзади и продолжает распекать:
-Что ж ты делаешь! Гости в доме! Все давно за столом, тебя ждут, я готовила, стряпала, а ты кошачий хвост! Все остыло давно! Ты же знаешь, что без всех мужчин, за стол не садятся.
Опасаясь, маминого гнева влетаю в распахнутую дверь и застываю в дверях.
САПОГИ. Позолоченные сапоги.
Сзади, настигает очередной подзатыльник.
-Чего расстоялся! Давай! Руки мыть и к столу.
Поплескав для видимости руки в тазу, я вошел в просторную столовую. За большим, можно сказать огромным столом, сидит мой отец. Его длинные красивые пальцы теребят и выгибают, не в чем не повинную ложку. Стол, по древнему обычаю, строго по середине, разделен на освещенную и темную половины. Поэтому, входя с улицы, я не сразу заметил в темной половине, силуэт гостя.
Запах тушеных овощей и печеного бараньего мяса, ударил в нос. Я вдруг понял, что жутко голоден.
-Где ты был Ал? - отец, как всегда говорит очень тихо, лицо закрывает глубокий, темно-синий капюшон, и от этого, разговаривая с отцом, я всегда робею. Он никогда не наказывает меня, поступает гораздо хуже. Вот и сейчас, не дождавшись от поникшей головы, с опущенным взглядом, какого-либо вразумительного ответа, тихо сказал:
-Ты разочаровал меня, я не смогу, так гордиться тобой, как гордился раньше, сы...
-Ну-ну, пусть садиться, - прозвучал из темной половины стола, густой бас. Я принес, слишком тяжкую весть в ваш дом, что бы обращать внимание на такие мелочи.
Отец, чуть вздрогнул. Не поворачивая головы к собеседнику, он так же тихо произнес:
-Прости старый друг, но в этом доме хозяин я, а по сему мне надлежит решать, что мелочи, а что тяжкая весть.
-Извини Видор. Я не хотел перебивать тебя.
-И ты прости друг, за резкость, я слишком устал сегодня.
-Кушайте. Кушайте! Совсем все остынет - залепетала мама.
В мою тарелку бухнулся большущий кусок дымящегося, пахнущего специями мяса. Схватившись за кость, я с наслаждением в него впился. Первое, что попало в рот, была чудесная корочка, мягко сползшая с пружинящего мяса. Если б я был собакой, то заурчал бы от удовольствия.
Рот наполнился дивными специями. Лук, чеснок, немного листьев смородины... укроп и лавровый лист... Я был ценителем маминых блюд.
-Капустой. Капустой заедай - твердила рядом севшая мама.
В смысле поглощения стряпни, я был на втором месте после Мо,
мама всегда испытывает много эмоций во время трапезы, и получает огромное удовольствие, наблюдая, как мы с Мо, чавкая, уписываем вкуснотищу. Впрочем, чавкал только я.
-Я не шутил. Вот, - сказал гость, протягивая отцу свиток.
Мне вдруг стало, как-то холодно. Я почувствовал, что в комнате стало как-то не уютно, темнее, что ли.
-Я вижу, весть действительно тяжкая, коль уж ты отказываешься от приличий - сказал отец, откладывая ложку.
- Что, там?
-Прочти.
Отец взял свиток. Развернул. Пробежал глазами.
Вдруг, из полумрака капюшона ударили два нестерпимо ярких луча, сожгли свиток. Стол задымился.
Протяжный стон - Г-А-А-Д-Ы-Ы-Ы. Растянулся и лопнул в воздухе разбившейся кружкой.
Я все так же застыл с куском мяса в руке. Мать, всхлипывая, стала подбирать осколки.
-Что там Вид? Что там?
-Брат. Там смерть нашего Брата. Моего друга. Моего учителя. Я вдруг понял, что сегодня кончилась моя жизнь. Понял, что началась совсем другая. Я преисполнился печали и одновременно, уверенности, что с этого момента, имею право на слово, за этим столом.
-Что там отец? Что там такого, чего не выдержат наши с тобой плечи?
Из капюшона, в глаза ударил взгляд отца. Тяжелый. Мудрый. Я встретил этот взгляд, так как никогда раньше, без дерзкой храбрости, без робости, покорности. Я постарался передать своему отцу всю любовь, которую питаю к нему. Отдать часть своего спокойствия, непоколебимой уверенности в нем.
Отец опять чуть вздрогнул, и кивнул.
-Ты вырос сын. Так рано вырос. Раньше, чем любой из моих учеников. Теперь я, во истину, могу гордиться тобой.
- Что там, папа?
- Мо... Нам придется убить Мо.
Тихий, протяжный крик отчаянья и боли вспорол тишину дома.
-А-а-а-а...- это мама... мамочка... мамуля...
Я тоже уже ничего не видел из-за ручьев хлынувших в глаза. Мо. Если отец говорит: "придется убить", значит... Мой отец, вышедший в одиночку, без посоха, на Огненного льва, говорит, что "придется убить"... Мой отец, прилюдно испепеливший, сборщика императорских налогов! говорит: "придется убить". Идут минуты. Часы. Столетия. Никто не может вымолвить не слова. Перед моими глазами мелькают картины: Мо в зубах, таскает меня по деревьям, а я визжу от восторга. Мо вылизывает мне плечо, оцарапанное кустом Илы. Мо учит, меня слушать лес. Мо спасает, меня от Зеленой пантеры, а потом недели лежит под отцовским столом, без движения.
Мо. Мо. Мо. Повсюду в моей жизни Мо.
-Нет! Мы предупредим! Он уйдет! Убежит!
Отец отнимает ладони от лица.
-Ты плохо учил мои уроки сын, - голос его хоть и тих, но дрожит, потрескивает. - Первая заповедь Большой Власти, быстро!
И тут, я все понимаю.
-Любой индивидуум управляется малым обществом...
-Ты понял сын!? Ты понял!? Они вырежут все селение, и все села в окрестности, если к третьему дню мы не представим, им труп Мо. Это не просто угроза они так и сделают, ибо исключение из правила, есть крах правила.
-Что же нам делать?
-Не знаю.
-А если...
-Нет. Вместе с золотыми людьми, придут маги третьего, четвертого круга, они сразу определят подмену.
Весь вечер мы сидели и обсуждали возможности. И чем больше обсуждали, тем все яснее становилось, что из ловушки не выбраться. С каждым словом, с каждым взглядом в угрюмое лицо отца, я все больше понимал всю трагичность и безысходность ситуации. Во мне зрело и зрело. Зрело и зрело чувство. Непонятное. Непостижимое. Я вскочил, и бросился вон из дома. Двор, мой родной двор. Солнце уже садилось, и деревенская улица, по которой я бежал, уже начала терять дневные краски.
Побежал через поле к лесу, где днем видел, колышущийся в розовом море хвост Мо.
-Мо-о-о! Мо-о-о! Мо-о, иди сюда!
Солнце, коснулось умирающими лучами, розового травяного моря под моими ногами... Кровь... Я стоят в море крови. По пояс в крови. Эта кровь Мо.
-Что случилось Ал? - мягкий синий клубок размером с большую сентябрьскую дыню, приземлился у моих ног. - Почему из глаз твоих, течет вода?
Я нагнулся к большим излучающим вечность глазам и, всхлипывая, зашептал:
-Беги Мо. Спасайся Мо. БЕГИ!
-Сколько времени должно пройти, прежде чем я услышу ответ на свой вопрос? - Ал, Земля и Солнце шептали мне, что ты уже совсем взрослый, а я пока вижу истеричного ребенка.
Я утер сопли и слезы.
-Мо, пришел указ от круга Императора. Все имеющие Синих кошек должны убить их, а трупы предъявить третьего дня.
-Меня ни кто и никогда не имел СМЕРТНЫЙ!
Глаза Мо засветились, синим пламенем.
-Глупые Смертные, вам никогда не понять, что вы не имеете ничего, даже собственной жизни, ибо позволяете распоряжаться ею, всем, кроме себя самих. Впрочем, ладно. Дай мне подумать.
Я сел в траву и изо всех сил взял себя в руки. Пусть Мо думает. Не мешать. Мо, что-нибудь придумает.
Прошел час, потом другой, а Мо свернувшись клубком, лежал не шевелясь.
Солнце, скрылось, и на небе заблестели звезды.
Ко мне повернулась голова Мо, по взгляду все так же пылающих глаз я понял, что он сей час скажет.
-Убьешь меня, ты.
-Нет...
-Молчи и слушай, убьешь меня ты, а если не ты то всех прикончу, понял?
-Как? Я не смогу те...
-Сможешь. Возьмешь у отца нож Змеи, он знает, просто скажи нож Змеи, и все. Придешь через четыре часа на поляну Сумерек, помнишь, там, где стоят три больших камня напоминающих... Неважно, с одного ты упал в прошлом году и рассадил щеку.
-Но я не хочу!
-Молчи! На одном из камней увидишь меня. Я буду спать. Ножом Змеи, ударишь в ухо.
-Мо!
-Так надо младший брат. Так надо. Жизнь такая штука, она либо принадлежит тебе всегда, либо никогда. А я предпочитаю, подарить ее тому, кто чему-то научится, отнимая ее. Не мотай головой, сейчас ты не понял, а может, не поймешь никогда. Иди! Иди Алкис, друг и брат мой по крови.
-Но почему я!?
-Потому что ТЫ, я выбрал тебя и не кого другого. Иди!

Когда я подошел к дому, было совсем темно. Темные глазницы окон глядели угрожающе, они знают, зачем я пришел, они знают, что я боюсь, они знают, что я ничего не понимаю, смеются надо мной. Открыл калитку. Двор встретил знакомым басовитым лаем, это Дерг, приветствовал меня. Завиляв хвостом, толстый, серо-желтый пес подбежал и, ткнувшись мокрым носом в ладонь, заскулил.
Я так был погружен в свои невеселые раздумья, что мокрый, холодный нос Дерга, подействовал, как ушат ледяной воды.
-Ничего Дерг. Ничего. Как-нибудь. - пробормотал я, почесывая Дерга за большое, старое безволосое ухо.
Собака согласилась со мной удовлетворенным ворчанием.
В прихожей позолоченных сапог уже не было, а тишина дома давила, отчужденностью и принятым решением.
Папа, все так же сидел за столом, все в той же позе. Капюшон был откинут, и ко мне было обращено его волевое, с глубокими морщинами лицо, жили только глаза, то, зажигаясь, то, притухая глубоким голубым светом мага воды...
-Пап. Мо сказал...
-Я знаю.
-Но, я не могу. Не хочу. Не буду!
-Слишком много, НЕТ, для ДА, сын. Мы уже говорили с Мо. Он так решил. Я и ты должны уважать его решение, тем более, что это решение он сделал для нас.
-Но...
-Без но. Тебе придется пройти через это. Так сказал Мо, а Мо редко говорит то, чего не будет.
-Папа.
-Сын. Я знаю, как тебе тяжело. Поверь, мне тоже очень тяжело, может быть даже тяжелее, чем тебе. Я думаю, это самое тяжелое испытание в твоей жизни, убить того, кого любишь. У меня нет слов для тебя, Ал. Нету. Но мы с тобой должны пройти этот урок жизни, достойно. Иди сын, нож Змеи уже у тебя в кармане. Иди.
Я, как завороженный, развернулся и пошел. На пол дороге к двери, обернулся и хотел сказать папе, что мы с ним одно целое, и что переживем это вместе. Но, не сказав ничего, вышел на двор.
Из прокушенной губы отца, на стол, капала кровь..

Ветер шумел в деревьях. Злой ветер. Они шумели и бились друг о друга, как рвущиеся в бой великаны. Казалось вся природа вокруг, сейчас взбунтуется, встанет на дыбы и поглотит меня. Трава шелестит: " Иди домой Алкис!", гром гремит: "Пошел, вон щенок!", деревья негодуют: " Что ты собрался делать!?", вода журчит " С-с-тр-а-ш-но?", а в шелестении кустов слышится песня:


Последний, кто встанет с ножом у заката,
Последний, кто примет запретную ношу,
Последний, кто выдержит жерло набата,
Исторгнет в межмирье кровавую душу...

Забудь свое имя, и суть мирозданья,
Забудь свое слово и знанья мирские,
Ты жалкий комочек, ты только крупинка,
Тебя ждут дорога и солнце иные...

Последний кто встанет с ножом у заката,
Последний кто примет запр...

- ХВАТИТ!- закричал я в небо.

Как не странно все прекратилось. В этой непроглядной тьме, серым, освященным пятном выделялась поляна Сумерек. Я шел, ноги мои подгибались, зубы стучали не прекращая.
С трудом, превозмогая желание развернуться и бежать, я медленно подошел к трем странно поблескивающим в свете звезд камням. На ближнем ко мне камне лежал Мо. Я подошел. Мо лежал, свернувшись калачиком. Синюю шерсть во все стороны трепал ветер. Нож выпал из моей руки, схватив Мо, я прижал его к себе. Слезы опять потекли из глаз, и я наблюдал, как ручеек со щеки капает ему на голову. Только тут я понял, что Мо холодный...
-Не бойся терять, бойся потеряться младший брат, я замотал головой ЧТО ЭТО?
-Я выбрал тебя потому, что ты единственный, кто испытает такую же боль, как и я, убивая меня. Это мой урок, тебе. Последний урок. Его ты поймешь лишь спустя годы а, может быть и никогда. Но теперь ты понимаешь, что означали тогда мои слова "Любовь, есть мера к мщению"?
-Да! Крикнул я в ветер.
-Делай, то, что должен делать, и помни. В другом мире, в другое время, мы еще быть может, встретимся. А сей час, сделай это.
Я занес нож Змеи, над ухом Мо. Нож дрожал и вырывался из рук как живой...
-СДЕЛАЙ ЭТО! ПОЗЖЕ, МНЕ БУДЕТ ГОРАЗДО БОЛЬНЕЕ!
Нож не желал опускаться, как я не прикладывал свои силы.
-СДЕЛАЙ!
-Не могу!
-СДЕЛАЙ!
Загремел гром. С неба ударили тугие струи дождя. Ударила молния. Ударила прямо в меня. В мои руки.
- А-а-а-а... Мои ноги подкосились и нож мягко, как в масло вошел в ухо Мо.
Во мне взорвалась, чудовищная боль.
Был. Был. БЫЛ ВЫХОД! Его надо было только найти! А Я! Что я сделал!

-ПРОЩАЙ БРАТ! СПАСИБО.
-
Утро, я встретил в кровати. Знахарь уже ушел и мама, перестав суетиться, притомившись, уснула на лавке.
В комнату протиснулся Дерг. Собака вильнула хвостом и подошла ко мне. Дерг принялся вылизывать лицо. Я отвернулся. И долго еще в тишине комнаты сквозь всхлипывания раздавался шепот:
-Я больше не буду любить кошек. Я больше, никогда не буду любить кошек. Не буду любить кошек...





ГЛАВА 2.. а за спиной, имя Видор...





Прошла неделя, потом другая, а перед глазами у меня все так же была церковная площадь села, ряды золотых воинов, маги, плетущие вязь Истины, над телом Мо. Удовлетворенно кивнув, маг в красных одеждах, бьет посохом о землю, Мо вспыхивает, начинает ярко гореть. Вся площадь замирает. Вспышка. На поверхности небольшого металлического столика, уже ничего нет. С этой вспышкой, чувство безнадежной потери, утраты, усиливается многократно. Что же я наделал! Как же так! Зачем!? Убить друга, что может быть подлее?! Даже, если друг об этом просит. Если бы все вернуть, встать, наклонив голову вперед, и железным голосом сказать четкое, НЕТ. Вот уже две недели я живу этим, НЕТ. Снова и снова, встают перед глазами наполненные вечной, мудростью, глаза Мо. Снова и снова, Мо говорит мне, что Я. А я отвечаю, НЕТ.
Сижу на веранде, смотрю в окно. Что же было. Почему я согласился? Почему авторитет Мо, отца затмил собственное мнение? Сейчас, действия помнятся урывками, так как будто это было десять-пятнадцать лет назад, но чувство бесконечной вины, боли и стыда одолевают меня, так как будто, я это сделал, только что. Листья смородины на кустах, окончательно порозовели. В небе светит яркое, веселое солнце и ребята уже не в первый раз, облепив наш забор, красноречивыми жестами зазывают меня гулять. Дерг носится по двору, гоняя полевок. Его лай, отдается в ушах, даже через стекло. Вот уже, который день мне не хочется выходить на улицу. На улице холодно, и там нет Мо. Там слишком много от Мо. Старая вишня, где он любил сидеть по вечерам. Проем чердака, к которому приставлена лестница. Бывало, мы с ребятами лезли туда, а Мо ругался, говорил, что "думает". Вот и сейчас, я смотрю в окно, и кажется, что за листвой вишни мелькает, что-то синее. Иногда я просыпаюсь ночью, оттого, что у меня на груди, распределилась мягкая, тяжеловатая пушистость. Протягиваю руку и не могу сдержать слез, под рукой лишь одеяло.

Отец, с головой ушел в работу. То он, до остервенения колит дрова, то уезжает в соседнее село лечить, какую-то корову, то вовсе уходит в лес разговаривать с болотными духами, что бы те разрешили собирать сельчанам подкамники. Он берется за все, за свою работу и за чужую. Денег отец и раньше почти не брал, а сей час, и вовсе отказался. В результате, сельчане и пришлый народ, табуном, валят к нам на двор, кто тащит корзину яиц, кто ведет барана, кто и вовсе ворох расписных платков притащит, куда их девать?
-Ал! Кушать! Отец идет! - это мама, последнее время она стала готовить еще вкуснее, видимо хочет, как-то сгладить произошедшее, как-то замазать что ли, интуитивно конечно.
- Сейчас иду!
Вымыв лицо и руки в тазу, я натянул куртку и пошел в трапезную.
В коридоре, столкнулся с отцом. Он был в заляпанном фартуке, лицо как всегда было хмурым.
-Мне, надо поговорить с тобой, Ал. Пообедаем, зайдешь ко мне в кабинет.
-Хорошо папа.
Я прошел в трапезную и сел. Тарелки уже наполнены, дымящейся массой. Вошел отец, вытер полотенцем руки, посмотрел на меня и непривычно громко произнес.
-Алкис за именем Видор, ты сел не там!
Я удивленно посмотрел на него.
-Как, папа. Почему?
-Отныне, место твое в темной половине. Ты познал смерть, ты познал выбор. Ты познал решение. Ты достоин, стать служащим Тишины.
-Служащий Тишины. Что это?
-Не знаю. Точнее знаю, но не так, как это узнаешь ты. Я сказал слово, пересядь. Дальнейшие объяснения потом, в моем кабинете.
И взял он меч волшебный, и пошел, крошить всех подряд вместе с Тишиной. А боги ему помогали...
Ужин прошел в тишине. Мама сидела, и вяло ковыряла в тарелке.
Видно было, что отец нервничает. Он то и дело откладывал ложку, надолго задумывался. Потом встал, и ушел, даже не поблагодарив маму за ужин, как обычно, всегда делал.
Кабинет отца. Самое тайное место в доме. Самое тайное место в деревне. Я был там всего два раза за всю свою жизнь. И до сих пор, вижу, закрывая глаза, эти полутемные, отливающие синевой стены. А вместо одной стены неизвестно, откуда, падает водопад. У водопада стоит письменный стол, почему-то сухой и блестящий, хотя брызги воды летят во все стороны.
- У него другая стезя Видор. Он не может быть твоим учеником, его способности в другом...- это говорит Мо, моему отцу, после многократных попыток научить меня разговаривать с водой.
-В чем же, позволь спросить! - взрывается отец.
-Не позволю, всему свое время, а главное место.
-Но разговаривать с водой, может даже маг огня!
-А какой маг не может?
-НЕТ!
-Не все так плохо...
-Нет! Никогда! Это мой сын! И его будущее буду определять я.
-Ты сам знаешь, что это не так...
Это был второй раз, когда я посещал отцовский кабинет, и это был первый раз на моей памяти, когда отец и Мо пасорились, они не разговаривали до самого нового года...
Сей час, я подошел к высокой тяжелой двери и с трепетом я взялся за большую деревянную ручку...
-Входи Ал...- донесся из-за двери голос отца.
С трудом, приоткрыв дверь, я протиснулся боком в узкий проем. В кабинете отца, стоял резкий запах сирени, вперемешку еще с чем-то.
Стены, голые синие стены, блестят, словно они из камня. Лишь на одной из них расположены две полки. Но какие! На полках стоят книги чудовищных размеров, некоторые из них были бы мне по пояс. Желтые, синие, голубые переплеты, светятся неестественным светом, и кажется, что если возьмешь такую книгу в руки, то и сам станешь, желтым или синим.
-Садись, - отец, указывает на стул у стола, сам он стоит у водопада и вглядывается в его синеву.
Я прохожу и сажусь. Мне как-то неудобно, неуютно. Как-то страшно класть руки на этот чистый блестящий стол, на котором абсолютно ничего нет.
-У нас с тобой сегодня будет очень важный разговор Ал. Возможно, самый важный в твоей жизни.
Отец надолго замолчал, он ходил вдоль водопада и рассеянно водил пальцем по его поверхности. Мелкие буравчики тут же начинали виться вокруг пальца, но когда отец вынимал его, палец оставался сухим...
-Ты знаешь Ал, жизнь человека быстротечна, и на пути в этой жизни он постоянно вынужден принимать те или иные решения. Эти решения, да же если они кажутся мелкими, ничего не значащими, постоянно меняют его жизненный путь. Скажи мне сын. Как ты думаешь, есть ли отличие...
Отец опять надолго задумался. Его рука уже по локоть вошла в водопад, и тот раздвоился на два потока, причем один поток падал медленно, постепенно, как бы нехотя, а другой устремился вниз, с бешеной скоростью.
-Как ты думаешь, есть ли отличие. И если есть, то в чем. Вот, например, возьмем утопающего.
Водопад, вздрогнул, изогнулся и расплылся огромным голубым озером...
В середине человек. Девочка. Она захлебывается, кричит, барахтается на водной глади. Мокрая макушка то обретает лицо, то вновь уходит под воду. Мы с отцом стоим на берегу озера.
- Скажи сын. Что хуже, пройти мимо этой девочки, и сказать себе, что ты не умеешь плавать, и все равно до нее не доплывешь? Что она тебе не друг, не брат, не возлюбленная, да и вообще дура, нечего заплывать, коли, не можешь выплыть. А еще можно сказать себе, что ты по центру, а все остальные по бокам. Да и вообще, сколько народу ежедневно тонет, ну будет еще один... ИЛИ
Водная гладь, опять вздрогнула, встрепенулась, приблизилась. Вдруг голова тонущей девочки оказалась совсем близко, мне даже показалось, что брызги воды летят прямо в лицо.
-ИЛИ! Если ты убиваешь, топишь человека сам.
Отец, положил ладонь на голову девочки и слегка пре топил.
- Отпусти! Отпусти ее, папа! - я рванулся со стула, и уперся лицом, во что-то жесткое, прозрачное, как стекло.
-Не думай о составляющей! Думай о сути! В чем разница! В чем!
Черные волосы отца развивались и спутывались на фоне синевы озера. А лицо казалось мордой демона, только, что вырвавшегося на свободу. Я впервые видел отца таким. Его темно-синий плащ, то морщился, то разглаживался, то дрожал, как живой. Сейчас на плаще, были видны ярко вспыхивающие волнообразные знаки воды. Черты отцовского лица заострились. Глаза вылезли из орбит, и смотрели в мои, прямо в глубину, в душу, в самую суть моего сознания. Девочка лет десяти, билась и пыталась вынырнуть из-под руки отца...
-Я.. Я не знаю! Хуже топить!
-Почему!? И в том, и в другом случае человек умирает! Думай Ал! Думай! Она сей час захлебнется! ДУМАЙ!
-Я не знаю! Отпусти ее!
-ДУМАЙ!
-Разница в жестокости...
-Равнодушие, есть худшая жестокость. Думай Алкис!
-Так у нее нет шансов...
-Шансы всегда есть, просто их рамки нам не всегда видны. Например, пока я топлю ее, я могу умереть. Не то! ДУМАЙ!
Девочка уже почти перестала биться под рукой отца.
- Я.. Я НЕ ЗНАЮ! ОТПУСТИ ЕЕ! СЛЫШИШЬ!
-Неужели я в тебе ошибался! Неужели МО В ТЕБЕ ОШИБАЛСЯ!
Мо. Нож занесенный над ухом... Дождь.. Молния... Любовь есть мера к мщенью...
-Ответственность! Разница в ответственности, которую ты берешь на себя!
-Правильно...
Все как-то потускнело. Потухло. Стало прозрачным. Проступили стены. Мы были с отцом одни. Водная стихия водопада, все так же невозмутимо спадала куда-то вниз.
-Правильно, повторил отец. Запомни свои слова, навсегда сын.
Разница лишь в том, берем мы или не берем ответственность за жизнь другого существа. Подобного или не подобного себе, неважно. Осознаем ли собственный поступок в полной мере, или прячемся от него за обстоятельства, свой характер, мнение окружающего нас общества. Ставим ли на пути свершившегося факта, огромное количество барьеров из собственных оправданий, мыслей...

Отец снова надолго задумался. Начал ходить вдоль водопада, сплетая и расплетая пальцы.
-Для чего я все это затеял. Для чего я начал этот разговор. Ты растешь. Начинаешь понимать многое из того, что раньше не понимал. А главное начинаешь думать, что понимаешь, многое из того, что еще не понимаешь. Как ты думаешь, что является основой жизненной позиции, человека, по отношению к окружающим? Что является его хребтом, столпом его ощущений, воззрений, поступков?
-Ну...
-Вот.
В руке отца, появился большущий ломоть дыни, верхняя внутренняя часть куска была даже чуть желтая, обещая чудесную, сладкую мякоть... Отец
протянул руку с куском дыни мне.
Чувствуя, какой-то подвох, я осторожно забрал его.
- Попробуй...
Чудесный дынный аромат наполнил легкие, не сдержавшись, я, откусил здоровенный кусок. Рот наполнился кислющей массой. Тьфу. От неожиданности я выплюнул содержимое рта, прямо на стол.
-Что гадость?
-Да, что это? Зачем ты дал мне, это...
-Странно, у него ведь был вкус винограда. Ты же очень любишь виноград?
-Да, но я думал, что это дыня!
-Разве я говорил, что это дыня?
-У него был вид дыни!
-А у меня вид, твоего отца.
Отец расплылся и на его месте в боевой, угрожающей стойке стояла огромная синяя змея, она шипела, и изо рта мелькал длиннющий раздвоенный язык. Поползла на меня. Я начал пятится. И пятился до тех пор, пока не уперся в стенку. Огромная, плоская голова покачивалась у самого моего лица... Язык мягкими, но чувственными уколами касался моего лица. Лоб... Щека... Шея... Губа...
- Н-у ч-ч-т-т-о, я-я т-т-в-о-й о-т-т-е-ц?
В жутком ужасе, я не мог пошевелить и пальцем. Зубы стучали, а в штанах стало тепло и мокро.
-ПАПА... Я ХОЧУ, ЧТОБЫ ТЫ БЫЛ, МОЙ ПАПА... В беззвучном крике ужаса, я сползал по стене на пол...
- Т-т-ы, х-х-о-ч-че-ш-шь? П-п-р-о-с-с-т-о х-х-о-ч-ч-е-ш-ш-ь? Х-а! Х-а! Х-а!
-Ты. Ты мой папа. Я не верю. Ты мой папа. Маг воды. Видор...
И тут все опять как-то изменилось, рассеялось. Рядом со мной в согнутой позе стоял мой отец.
-Поздравляю, сын, ты совершил первое в своей жизни чудо. Развеял иллюзию, надо сказать неплохую, устойчивую иллюзию собственной Верой. Теперь ты понял, что основа всему, лишь собственная вера. Человек, теряющий веру в себя, ничего не может и ничего не хочет, он труп, живой, но не существующий. Все и всегда зависит от твоего желания, ибо желание есть мера вере. Величайшие маги заставляли воду гореть лишь потому, что верили, что она горит. Желание. Вера. Вот суть истинной магии. Остальное: заклинания, слова, посохи, всякая другая дребедень типа талисманов, лишь помогают концентрировать магу его желание. У простого смертного их слишком много, он хочет вкусно есть, сладко спать, что б ничего не болело, что б дети и жена любили, а корова давала молоко. У истинного мага лишь одно желание. Его магия. Оно самое большое. Самое искреннее... Первостепенное. Вот почему самые великие из нас, затворники. Вот почему мы выстраиваем высокие башни, что бы не видеть мирскую жизнь не ЖЕЛАТЬ!
- Зачем все это!? Зачем ты все это устраиваешь! Ты никогда так не делал, не говорил!
-Дело в том сын, что как выяснилось, у нас с тобой, остается не так много времени, как я думал...
-Что!
-Судьба зовет тебя Алкис, и всегда помни, что бы ни случилось, за твоей спиной, всегда будет стоять имя Видор...
-Перестань. Папа. Что происходит, объясни мне!
-Та ночь, когда Мо не стало. Ты думаешь, у Мо не хватило бы духу убить себя? Ты думаешь, что я позволил бы тебе убить Мо? Ты думаешь, у твоего отца не хватило бы духа убить Мо, вместо этого, отец взваливает такую ношу на своего СЫНА!?
-Ничего я не думаю! Такова жизнь! Такова моя судьба! Ты сам сказал мне, что мы должны уважать выбор приносящего себя в жертву! Так было суждено! Так распорядилась судьба!
-Чушь собачья! Все это ворох ничего не значащих слов! Никакая "Судьба" здесь не распоряжалась! Здесь распоряжалось лишь одно существо! Делало свой во истину великий выбор, и это были не золотые люди, не император, не мы с тобой, это был Мо! В ту ночь мы говорили с ним. Он говорил, о многом, видно старался оставить нам, как можно больше своей мудрости, перед смертью. Так вот он считает, что у тебя должен быть свой путь... Путь испытаний, боли, сомнений, одиночества. Путь, на котором ты либо умрешь, либо закалишься, до твердости камня. И этот путь должен проходить только ты. Никого не будет рядом, ни меня, ни матери, никого... Тебе уже шестнадцатая зима... Я люблю тебя. Я горжусь тобой. Год назад ко мне обратились Великие. Это не просто маги нашего мира. Во сто крат могущественнее. Они стоят над самим мирозданьем. Тогда я отказал им. Но вот теперь, когда Мо сказал о Пути. Мы решили с ним, что ты туда отправишься, будешь выполнять то, что они хотят. Когда они обращались ко мне, они сулили очень и очень многое. Лгать Великие не могут. Просто не могут и все. Ты выполнишь то, что они хотят. Сделать это будет столь же трудно, сколь трудно тебе было убить Мо. Если победишь, получишь награду. Так начнется твой путь. А может быть так он закончиться. Меня ты можешь навестить только спустя десять лет. Не раньше.
Я смотрел на своего отца и не верил своим ушам. Так много сказано. Так больно сказано. Лицо. Родное лицо говорит, но под маской спокойствия, дрожь, я уже вижу мелкое подрагивание губ. Чуть хриплый голос.
-Папочка! - я обхватил его колени и зарыдал. - Папа! Зачем все это, неужели я не могу, остаться здесь! Зачем мне эти Великие, когда у меня есть ВЫ, мой дом, Дерг, деревня, МАМА!
На макушку мне, что-то начало капать, я резко взглянул вверх, но лицо отца оставалось сухим и спокойным, только непонятно откуда, прямо в воздухе, под его лицом, появлялись капли и падали на меня...
-Сын. У каждого, человека должен быть путь. У каждого. Легкий или тяжелый, но должен быть. Чем легче человек выбирает себе путь, тем меньше он, человек. Я и Мо хотим, что бы ты стал большим человеком. Великим человеком. Не побоюсь этого слова. Тем более, Мо, считал, что у тебя к этому все задатки. Ты поймешь мой поступок позже, много позже. Ты поймешь, как мне тяжело было тебя отпускать. Поймешь, как мне будет тебя не хватать. Сегодня. Вечером. Ты уйдешь в другой мир, в другую землю, в другие небеса, под другое солнце. Уйдешь отсюда.
- А мама, знает?
- Да.
Весь вечер мы сидели за столом. Мама часто хватала меня и прижимала к себе. У нас не просыхали глаза. Казалось, что если мы в таком духе просидим еще неделю, затопим всю деревню. Отец, порывисто хватал меня за руку и до боли сжимал в своей. Я терпел и улыбался...
Ночь. Я вновь в кабинете отца. Водопад, сей час напоминает большое, зеленоватое зеркало, и время от времени покрывается мелкой рябью. Отец стоит рядом со мной, положив на плечо ладонь.
-Не грусти сын, впереди тебя ждет неизвестность, а это всегда интереснее постоянного. У тебя будут новые друзья, с которыми надо будет научиться дружить, враги, которых надо будет научиться уважать, учителя, и много другого. Не ты первый в нашем роду уходишь вот так, вдруг, и сразу. Так уходил я, твой дед и прадед. И у каждого из нас был свой путь, жесткий, веселый, местами счастливый, местами горестный. Я хочу, что бы жизнь твоя была интересна, насыщена новыми знаниями, впечатлениями, ошибками и успехами. Для любого человека, как он не обманывает самого себя, а все равно, интересная жизнь, есть счастливая жизнь, а счастье твое для меня самое дорогое. И уж тем более оно мне дороже, собственного страха за тебя. Иди сын. Ныряй в зеркало...
Я разбежался и нырнул, без прощаний, потому, что после слов отца мне стало спокойно, гармония и радость разлились в моей душе. У меня не было чувства расставания, видимо как сказал отец, имя Видор всегда будет за моей спиной...





ГЛАВА 3. ЛАГЕРЬ.




Кажется я посреди леса. Но этот лес какой-то не правильный, нездоровый. Когда у нас в огороде, яблоня начинает болеть, покрывается местами, вот таким же зеленым цветом. А здесь все зеленое, трава листья на деревьях и кустарниках, даже мох. Ну и повезло. Угодил в заразную страну. Если Великие хотят, здесь все вылечить, то я до самой смерти не управлюсь.
Меж тем я шел по широкой лесной, тропинке, а надо мной вились, какие-то насекомые. Почему я был им интересен, я понял спустя минуту.
Бег по пересеченной местности, видимо станет моим хобби в этом мире.
Я бежал и отмахивался курткой. Прекрасно, понимая, что эти насекомые, скорее всего не опасны, я, тем не менее, не мог спокойно реагировать на высасывание у меня даже капли крови. Тропинка становилась все шире и утоптаннее, к ней начинали примыкать другие поуже. И, наконец, я уже бежал по большой лесной дороге. Насекомые отстали, и надо мной, вилось всего несколько летучих тварей. Выйдя на развилку сразу трех лесных дорог образующих большую поляну, на которой охотились за нектаром видимо все пчелы этого леса, я задумался по какой же идти. Ничего умного не приходило в голову. Я подошел к большому красному зернистому камню и уселся перекусить. Мамины, пышные блины с творогом, и бутылка с чаем, что может быть лучше для усталого путника. Да и думать сытому сподручнее.
-О! Расселся. Каждый придурок, приходит и садится. Я, что скамейка что ли!?
Я подскочил как ужаленный, а камень продолжал ворчать.
-Если Блондер, оставил меня встречать пребывающих, это не значит, что каждый из них, должен на меня садиться.
-Ты. Ты кто?
-Может быть, это вы вначале представитесь молодой человек?
-Ал. Алкис. Алкис за именем Видор!
-Какое большое имя...
Из земли вылезла большущая каменная ручища. В ладони было нечто напоминающее бумагу.
-Так, так, так. Нету такого. Нет, нету. Вали отсюда парень, ты видно заблудился, после развилки свернешь налево. По той дороге и топай. Дальше, людей спросишь.
-Но я...
-Иди, иди! Шляются всякие. Работать мешают. Старику покоя не дают. А еще садятся. Будто медом намазано. Эх, в молодости... рукой за ногу, раскручу и в канаву, в канаву.
Я уходил, а сзади все раздавалось:
-В канаву вас всех. Никакого покоя. Уселся еще. Эй, молодой!
Я обернулся...
-Алкис за именем Видор не твой родственник!?
-Это я!
-Так, что ж ты мне голову морочишь! Иди сюда!
Я опять подошел к красному камню. На меня, щурясь, смотрели, каждый величиной с тарелку, глаза.
-Ты, что остолоп! Имени своего не знаешь? А? Я тебя спросил имя. Ты мне, что ответил? Совсем ополоумели. Люди называется. Имя свое сказать не могут.
-Я вам так и сказал "Алкис за именем Видор"
-Нет! Ты что считаешь, что я уже совсем песком стал? А? Ты сказал " АлАлкисАлкис за именем Видор"!
-Но...
-Все хватит! Иди не по той дороге, а по этой!
Рука указала в противоположенное направление. - Там тебя встретят. Назовешь имя не правильно, получишь стрелу в глаз. Понял?
-Спасибо, дедушка.
-Уже лучше. А то " Ты кто?" Совсем невоспитанная молодежь у людей пошла. Впрочем, и наши не лучше. Не полежать рядом со стариком. Не поговорить...
Продолжая отмахиваться курткой от насекомых, я пошел по дороге, которая втягивалась в новый такой же болезненно зеленый лес. Слава Матери, хоть небо было такое же голубое...
Дорога петляла, изгибалась и никак не хотела, куда-нибудь меня вывести. Я уже оставил бесплодные попытки отгонять летучих кровопийц. Просто плотнее, натянул куртку, и засунул руки в карманы. Насекомые, казалось, обозлились на мои не честные, по их мнению, методы и теперь злобно гудели прямо в уши. Солнце светило ярко, прямо в глаза. Несчетные муравьиные тропки, пересекали дорогу, иногда заканчиваясь огромным лесным дворцом, расположившимся прямо у самой дороги. Хотелось пить, но остатки чая, я прикончил, еще пол часа назад. Наконец, взойдя на очередной холм, вдалеке я увидел, высокий сосновый частокол - целую деревянную крепость, и заспешил вниз. По приближении к, казалось, безжизненному строению, все нарастали и нарастали непонятные звуки, исходящие из него. Вот что-то падает, вот что-то скрепит, катится, опять падает, крики, топот, такое впечатление за высокими крепко сбитыми бревнами идет война.
-Кто? Имя!? произнесли из кроны большой разлапистой ели, стоящей справа от высоких деревянных ворот.
-Алкис за именем Видор!- заорал я, голос сорвался и закончил "Видор" тонким девчоночьим фальцетом.
-Чего орать то?- произнес спокойный голос за моей спиной.
Я повернулся и увидел высокого тощего человека стоящего рядом со мной. Он был одет в желтую длинную тогу, из-под полы заявляли о себе ярко-красные носки сапог. В руках ничего не было, они были скрещены на груди. Продолговатое лицо с высоким лбом смотрели на меня, так как иногда смотрели глаза Мао. С созерцательной отстраненностью.
-Я Блондер.
-Я Алкис за именем Видор.
-Слышал уже...
Он молчал, а я начинал чувствовать себя идиотом.
-Может быть, у вас в списках нет моего имени?
-Может быть.
-Может быть, я не туда пришел?
-Может быть.
- Может быть, я могу войти?
-Может быть.
Может быть, дать вам в лицо!? заорал я окончательно выйдя из себя.
- Не меньше года сферы терпения... да, да, не меньше...- пробормотал Блондер, огорченно вздохнув. Входи.

Высокие деревянные ворота со скрипом открылись.
Я начал понимать, что это были за стуки, вскрики, топот и другие, не переводимые звуки. Мне открылся внутренний вид крепости, больше всего он напоминал ярмарочную площадь развлечений. По всюду, на сколько хватало глаз, мелкие группки людей в разной одежде и с разным цветом, разрезом глаз, видом ушей и волос занимались непонятными бестолковами вещами. Вот мужчина в одних трусах крутит и крутит над головой огромное бревно, вот женщина вертит и встряхивает руками, при этом что-то бормочет, а из земли растет и растет голубой цветок водяного фонтана. Зачем он посреди лагеря? Есть же колодцы. Прямо передо мной бегут, обливаясь потом люди. Правда, группа какая-то странная, без всякого возрастного отбора. Здесь мальчики и мужчины, совсем юные девушки и зрелые женьшины, низкорослые и очень высокие, худые и толстые, а главное цвета их кожи варьируются от ярко белого, как лист бумаги до зеленого. Да. Да. Именно зеленого, впереди всех, бежала длинноногая девушка лет четырнадцати. Впрочем, что я могу понимать в женском возрасте, всегда путался. Она бежала, и зеленое лицо смотрело прямо перед собой, оно было, оно было... прекрасно, нет, не прекрасно. Оно было... мне показалось, что яркая теплая, родственная звезда светит прямо в мое лицо. В груди поднялась тугая волна тоски. Такая же волна поднималась в моей груди когда Мо умер, но сей час, все мое естество радовалось этой волне, смеялось и ликовало. То как я жил всего несколько мгновений назад, как-то потускнело, потухло, стало не значимым. Почти все стало незначимым... Только это лицо. Быть рядом. Всегда. Защищать...
Девушка, даже не взглянув на меня, пробежала мимо. За ней, пыхтя и отдуваясь, бежал мужчина лет тридцати, очень низкорослый, но неимоверно широкий в плечах. Дальше бежала вся остальная группа, пыхтя, постоянно сбиваясь с дыхания...
Она заметила меня. Я ей тоже понравился...
На мое плечо опустилась рука.
-Твое обучение началось парень. Беги - сказал мне голос Блондера.
И скинув к ближайшему дереву сумку, я побежал...
Я ей тоже понравился! Мо учил меня не только слушать лес, он учил меня очень многому.
-Видишь Ал, как у твоей мамки сегодня бедра играют? Видишь? У нее сей час очень хорошее настроение, так что иди и выпроси у нее для меня кусок ветчины, а себе конфет. Но больше двух не проси...
-Видишь Ал. Отец пальцы сплетает. И не подходи к нему. Сей час бесполезно.
-Видишь Ал, Серен, идет, походка расхлябанная. Сплевывает. Руки как у обезьяны свисают. Сгорблен. Идет кого-нибудь задирать. Так, что со двора не ходи, если конечно подраться не хочешь...
Ее фигура, пробегая мимо, чуть вытянулась, стала немного выше, голова вскинулась, бедра задвигались, чуть больше. Понравился!
Мы бежали уже третий час... Люди удивленно переглядывались. И посматривали то на меня, то на Блондера. Почти все перестали бежать. Нас осталось трое. Я, она и низкорослый мужик, который постоянно закрывал ее от моего взгляда, своим дурацким, нескладным телом! Я наддал...
Мо так же учил меня и бегать...
-Ты должен бегать, как кошка Ал. Как кошка. Не прилагая никаких усилий. Переставляешь ноги легко, широко. Трудно бежать на носках. Не беги. Трудно бежать на полную ногу, не беги. Не ты бежишь, а земля вертится под тобой. Руки расслабленно шныряют туда сюда, туда сюда. Ты весь расслаблен, полностью абсолютно. Только природа вокруг и ты, ничего больше.
Впереди зеленые лопатки. Двигаются гармонично, без сбоев. Она не в чем не уступает. Сзади вскрик и грохот. Я оборачиваюсь. На земле распластался злополучный мужик. Нога явно, подвернута. Я подбежал к нему.
-Давай помогу подняться.
-Что!? Отвали щенок! Из-за тебя же...
Отец тоже учил меня многому...
-Хорошо. Я хотел лишь помочь тебе человек.
-Нет, вы слышали! Он еще помощь предлагает! Дышал, дышал в спину! Потом подло толкнул, я упал, а он теперь еще и помощь предлагает!
-Сие ложь, человек.
-Что?! Что ты сказал? Да я! Да ты! Поединок! Ты ответишь кровью за свои слова! Видит Горный Петух, я не люблю убивать, ты сам напросился.
Несмотря на подвернутую ногу, он уже стоял, бут-то бы не замечая боли, и тряс перед моим лицом огромными кулаками.
-ЧТО ЗДЕСЬ ПРОИСХОДИТ?- к нам через толпу протискивался Блондер.
-Он! Он обвинил меня во ЛЖИ! Блондер. Меня Ооза!
-А ты солгал?
-Я! Я никогда не лгу. Я требую поединка!
-Ну что ж, твое право...
-Алкис ты можешь выбрать любое оружие. Там в оружейной.
-Я выбираю топор и щит! - заявил Ооз, вслед мне.
Я шел в оружейную и думал, что же делать. Лук и стрелы - нечестно, копье - сдохну, меч - не умею, да... Как же быстро все случилось. Как-то странно, только пришел и уже поединок. Все-таки глупо помирать в первый день обучения. Может быть, признать его правоту? Нет. Нельзя. После этого, на каком-то уважении к себе, можно ставить крест.
Пройдя мимо закованного в броню воина внутрь. Я увидел аккуратно стоящие в стойках мечи, копья, цепы и разную всячину. Здесь были сложены доспехи разных видов и расцветок покрашенные, не покрашенные, кольчуги короткие, длинные, шлемы. Я встал, не зная, что выбрать...
Стоял я долго, так долго, что с улицы уже послышалось, оскорбительное улюлюканье...
Во внезапном душевном порыве, я схватил длинный боевой шест и вышел на солнечный свет. Улюлюканье неожиданно стихло, вообще вся площадь двора накрылась, как покрывалом тишиной. Толпа, собравшаяся в середине, потрясенно смотрела на меня. Первым пришел в себя Блондер:
-Ты, что мальчик ополоумел, с палкой против топора и щита?!
Я как-то растерял неуверенность, и почувствовал, что все это фарс...
А еще во мне закипела неукротимая уверенность, что именно так и надо. Именно так и не как иначе...
-Это мой выбор, мое решение, моя смерть, Блондер - ответил я.
Блондер не ответил ничего. Повернувшись ко мне спиной, растворился в толпе зрителей. Меж тем, толпа, ворча и переругиваясь, образовала огромный круг. В ней уже было много тех, кого я раньше не видел. Вот стоит высокий мужчина, в таких же темно-синих одеждах, как и у моего отца. Рыжая борода спадает до самой груди, в руках длинный, черный посох. На его вершине посоха, переливается, постоянно меняя форму, крупная капля воды. У отца такой не было. Впечатление, что капля висит в воздухе. Вот какой-то старикан в одеждах огня, переговаривается с абсолютно седым стариком в белых. Они, что-то оживленно обсуждают, попеременно тыча в меня длинными молодыми пальцами. ОНА тоже здесь, только смотрит не на меня, а на Ооза. Ооз выходит в средину круга образованного толпой. Он в тяжелой длинной кольчуге, доходящей до колен, с пластинами на груди. В руках, средних размеров, круглый щит и боевой топор-секира. Глухой, с прорезями для глаз, шлем покрывает голову. Я тоже направляюсь ему на встречу.
-Ну, что парень не передумал еще? Может быть, я сказал правду?
-Начнем. К чему слова человек. Я не отступлю от истины.
-Красиво говоришь мальчик. Как тебя зовут? Я хотел бы знать имя, которое стираю из этого мира.
-Алкис. Этого вполне достаточно?
-Да. Начнем?
-Готов.
Закрутилась карусель. Такая, бывает на ярмарке, в праздник солнца. Мы кружим друг перед другом, как два петуха. Ооз не спешит нападать, но как он двигается, обращается с топором, держит щит! Становится ясно, что он мастер, и не просто мастер, а один из лучших.
Меня все эти годы учил отец. Особенно зимой, когда дел по хозяйству меньше. Рано утром, он выгонял меня в снежную пургу и заставлял крутить и крутить тяжелый посох мага воды до хруста в позвоночнике. А потом мы как идиоты бегали по лесу, и я должен был ткнуть посохом в каждое проносящееся мимо дерево. Хватит, па. Надоело. Я устал. В конце концов, что я, сельчан твоим посохом бить буду?
Ооз мягко, и неожиданно, как кошка, бросается вперед. Я отпрыгиваю, наношу металлической шишкой боевого шеста удар в голову. Ооз подставляет щит и опять атакует. Отступая, я бью в голову, колени, шею, ключицу. Наношу, как учил отец, косые удары сверху в голень. Справа. Сверху. Опять справа. Тычок в голову... Ооз отражает все, и продолжает напирать.
-Неплохо парень... Неплохо..., а так...
На меня посыпались удары со всех сторон. Казалось, топор Ооза вездесущ...
Щит в его руке постоянно пытается заблокировать мой шест... Мне с огромным трудом, удается сохранять расстояние между нами. Если боишься, беги, а не боишься, рви - так говорил Мо. Я понял, что за весь этот бой у меня может быть будет только одна возможность. И в эту возможность, надо будет вложить все силы и даже собственную жизнь, то есть, если удар не пройдет, умереть.
Ооз неожиданно перестал атаковать, он отскочил назад, яркие боем глаза сверкали из прорезей шлема.
-Ты же видишь, у тебя нет шансов. Признай, что...
-Отец говорил, шансы всегда есть, просто не всегда видны их рамки, например, пока мы бьемся, ты можешь умереть от старости...
Глаза удивленно сузились. Спустя пару мгновений, из шлема раздался глухой хохот. Весь двор разразился хохотом, лишь маг в белых одеждах, смотрел на меня серьезно, и даже кажется с ненавистью...
-Красиво говоришь парень - повторил Ооз, - Но я должен успеть убить тебя, до того, как умру! Мне надо спешить!
С этими словами Ооз прыгнул на меня с занесенным топором, прикрыв голову и грудь щитом. Вот он шанс...
Я не отступил. Всем своим весом, всей инерцией тела, обоих рук, я ударил в приближающееся колено. Ооз рухнул, как подкошенный. Шли мгновенья. Я стоял, а Ооз лежал. Я стоял и не знал что делать, а Ооз лежал. В эти мгновенья я понял, что убить, это, значит, переступить некую, невидимую черту. Я убил Мо, но тогда и убивал, как бы не я, а здесь убиваю... Чушь какая-то, и там и здесь убивал и убиваю именно я, а в какую оболочку одета госпожа судьба, не столь важно.
Пока я так стоял, глаза Ооза неотрывно следили за моим лицом.
Вдруг он резко кувырнулся и опять стоял на ногах. Конец шеста бессильно отскочил от кольчуги.
- Ну, хватит играть.
Несколько мгновений боя, и у меня в руках остался лишь жалкий обрубок посоха, длинной в руку. Через грудь две красных, рваных полосы крест на крест...
-Ну, что покаемся или умрем?
Ооз подходил ко мне с поднятым топором, а я пятился. Как жаль, что придется сдохнуть среди незнакомых людей, среди больных, зараженных деревьев. Мама. Мама плачет на лавке... Отец, хмуро сидит за столом и из прокушенной губы опять стекает кровь. Небо. Здесь такое же небо, как дома.
Кинув остатки шеста в Ооза, я бросился на него: Задушить! Разорвать!
УДАР... Топор Ооза встретил меня. Мою голову. Пр..
Мое тело с раскроенной головой медленно завалилось набок, и несколько раз содрогнувшись, замерло во влажном от крови песке. Я знаю так подробно, потому что лежу совершенно невредимый рядом с ним.
-Первый! Первый за лето! Не отступил! Качай его!- толпа зрителей взорвалась восторженными воплями, подхватила меня и стала подбрасывать.
Таскали, подбрасывали, хлопали по плечам, обнимали, совали в рот какую-то ерунду, расспрашивали. Вот этого я действительно испугался. Находясь в непонятном ступоре, после неожиданного возрождения я не мог ничего понять. Больше всего мне хотелось остаться одному. Подумать. Потом подробно расспросить кого-нибудь. А эти, как малые дети носились со мной и орали на все голоса.
-ВСЕ ХВАТИТ!- заорал я, что было силы. Мне кто-нибудь объяснит, что все это значит?
Все замолчали. Меня опустили на землю. Ко мне подошел тот самый старик в белых одеждах.
-Молодой человек. А вы знаете, чем мы здесь, вообще занимаемся?
-Нет. Я рассчитывал, что по появлении здесь мне объяснят суть задач поставленных перед этим лагерем. И передо мной.
-Назови мне свое полное имя.
-Алкис за именем Видор.
-Видор. Видор. видор... А! Помню. Такой вздорный мальчишка! Учился у тебя Корн, пару сотен лет назад. Высокий мужчина с рыжей бородой сдержанно кивнул...
-Мой лучший ученик...
Лицо старика перекосилось, от с трудом сдерживаемой досады.
-А где твой лучший ученик?! В час опасности, он присылает нам ничего не знающего, и ничего не умеющего мальчишку!
-Он прислал своего сына! Самое дорогое, что может быть у отца!
Старик в белом поворачивается ко мне.
-Что ты умеешь? Что ты можешь мальчик? Может быть ты маг воды?
-Нет, я не маг воды, но отец говорил, что я достоин стать служащим Тишины.
Толпа испустила удивленный вздох...
-А что такое служащий Тишины ты знаешь?
-Нет.
-Ну, я говорил тебе Корн...
Во мне неожиданно вскипела ярость... Ярость которую я не испытывал еще никогда...
-Мне надоело, что со мной разговаривают столь, неуважительно. Мне надоело, что надо мной ставят, какие-то эксперименты. Я ничего не умею, ничего не знаю, а по сему вы во мне не нуждаетесь. Могущественные и Великие не ведут себя, как базарные бабы!
Найдя взглядом лицо зеленой девушки, сказал...

Я ухожу. Я найду путь, которым следовать. Моя судьба завет меня, как сказал мне отец - и направился к воротам.
Дорогу мне преградил Ооз.
-Подожди парень, не суди нас так строго. Этот бой был проверкой твоего, мужества, отваги, уверенности в собственной правоте, а главное способности умереть за свою честь и правоту. Очень и очень не многие смогли пройти это жестокое испытание. Сюда приходили испытанные войны, могущественные маги и немногие из них оставались здесь. Те кого, ты видишь вокруг себя, лишь те, что прошел его, и учителя. Неужели из-за нескольких резких слов ты готов пройти свой путь не среди этих достойных людей? Подумай, что ждет тебя там и что здесь.
- Я до сих пор не знаю, что ждет меня здесь. Мне никто, так и не удосужился объяснить.
-Все просто, здесь, как ты выразился, тебя ждет, либо смерть, либо исполнение всех твоих желаний, либо безбедное существование в дальнейшем.
-Поподробнее можешь.
-Подробнее объясню я, сын моего друга, возможно, мой друг в будущем, - сказал рыжебородый мужчина, подходя к нам.
-Меня зовут Корн. Я маг воды первого круга. В прошлом, учитель твоего отца.
-Мягкой воды вам, Корн, меня как вы уже знаете зовут Алкис за именем Видор, вы можете меня звать, просто Ал.
-Ну что ж Ал, пойдем, поедим и я постараюсь заполнить твои пробелы в создавшейся ситуации.
Пожав сухую, сильную, и надо сказать очень черствую руку Ооза, я взглянул ему в лицо. Только здесь, я, как следует смог рассмотреть его. Обветренное лицо тридцатилетнего мужчины смотрело прямо и открыто. Полные губы, были прикрыты нависшими синюшно-черными усами. Живой, ясный взгляд светло-серых глаз, казалось, что-то искал в собеседнике. Такому человеку хотелось сразу доверится, стать его другом. Это одновременно, было хорошо и плохо. Посмотрим...
-Позже поговорим, - сказал Ооз
-Позже, - ответил я.
Корн повел меня к одному из домиков прячущихся среди листвы огромного раскидистого дерева. Домик синел в кроне, как спрятавшееся живое существо.
-Это я, - устало сказал Корн.
Дверь бесшумно открылась, и из проема потянуло прохладой и обещанием отдыха.
-Заходи, - сказал Корн, пропуская меня внутрь.
Мы вошли в переднюю увешанную огромным количеством плащей и шляп, синие, красные, белые, целая радуга.
-Маги по природе своей рассеяны, вечно, что-нибудь забывают. Особенно если думают над чем-нибудь новым - сказал Корн, видя, как я рассматриваю плащи, - А в моем доме думают, все кто в него заходят, - добавил он с гордостью.
Мы прошли в столовую. Она представляла собой огромный стол, заваленный все возможными книгами, то тут, то там между ними встречались проплешины, заполненные грязными тарелками.
-Ну.. Я живу один...- смущенно пробормотал маг первого круга.
-Зачем вам магия, если вы не можете с помощью нее достойно поесть?
-Да нет, могу... только, СОВСЕМ ОБЛЕНИЛСЯ ЗАРАЗА! ДАВАЙ, ЧТО Б ЧЕРЕЗ МИНУТУ ВСЕ БЫЛО ГОТОВО!- вдруг взбеленившись, заорал маг куда-то вверх. СОЖГУ К ЧЕРТЯМ И ПОСТРОЮ, НОВЫЙ!
Книги на столе тут же задвигались, несколько тарелок упало и разбилось, но в то же мгновение, были приведены опять в порядок. Книги гуськом по воздуху отправились, куда то внутрь дома, а из его недр уже плыла запеченная в яблоках кура, стаканы, тарелки, ложки, ножи и вилки. С куры, жир капал прямо на пол, а на полу исчезал в яростной борьбе с водяными потоками не известно, откуда появляющимися.
-А В ТАРЕЛКЕ КУРУ НЕ ПОДАТЬ?! А ну тебя, - махнул рукой маг, и, подвязавшись салфеткой, уселся за стол.
-ВИНО ГДЕ?! - Вот, так вот Ал, легче себе яичницу приготовить, чем каждый раз глотку рвать, давай ешь, небось, проголодался.
Я тоже сел, напротив Корна. Взял салфетку положил на колени и принялся за несчастную куру.
-Отец хоть, что-то сказал тебе, отправляя сюда?
-Да. Он сказал: "Великие нуждаются в помощи. Если выполнишь их задание, будет тебе все, но, скорее всего ты погибнешь", что-то вроде этого.
-Что-то вроде этого и есть. Глупо, правда? Великие, а что-то сделать так смертные.
-А что действительно не понятно, если они Великие, то зачем им мы? Какие-нибудь законы, еще более Великие, чем сами Великие, извините за каламбур?
-Да нет. Правда, каким-нибудь вспомогательным силам, так и скажут: "Великое развеликое Равновесие и точка", но здесь другое.
Корн задумался...
- Ты, наверное, слышал от своего отца, что в мире выделено всего три не субъективных закона. Это Равновесие, Тишина и Истина. Остальные законы типа тяготения и другие, лишь их производные. Так вот маги являются служителями этих законов. Каждый из них стремится к полному постижению одного из них. Чем ближе маг к постижению одного из законов, тем он могущественнее. Великие, представляют собой таких существ, каждое из которых, в отдельности, почти идеально, постигло один из Законов мирозданья. В то же время, чем могущественнее существо в одном из законов, тем уязвимее оно для сил, оперирующих двумя другими законами мирозданья. Это понятно?
-Не очень.
-Это нормально.
-Но...
-Дело в том Алкис, что в одном из миров, а ты уже понял, я надеюсь, что миров много, и тот в котором ты сейчас находишься всего лишь один из них...
Корн задумался...
-Так вот, в одном из миров, произошел казус, небывалый до этого времени феномен, один из гениальнейших магов того мира создал посох, в котором уместились все три Великих Закона. До этого времени такое считалось невозможным, но теперь... Ты когда-нибудь слышал, что бы маг воды бился с другим магом воды, а?
- Нет, но они же одной масти, одной силы.
-То есть ты считаешь, что маги воды не воюют меж собой из солидарности?
-Ну...
-Нет, конечно, давно бы друг другу головы поотрывали. Просто бесполезно это. Бой между магами служащими одному Закону превратится в обычную поножовщину. Да и то, каждый себе всегда рану залечит.
-А..
-Вот тебе и а... Заклинания просто не будут действовать. Понимаешь, имея в руках Тройной посох, как его сей час, начали называть, любой маг становиться очень сильным, а маг первого, да что там, даже третьего круга просто непобедимым. Этот гениальный маг, ставит под угрозу все: разделение сил, систему служения, а главное что Великие не в состоянии с ним справится! И это их, безусловно, бесит.
-Ну и что? Подумали, подсмотрели, подглядели, наделали себе таких же...
-Ты не понимаешь! Наделать, безусловно, где-нибудь лет через пятьдесят можно. НО! Но, что им это даст? Они с этим магом всего на всего станут равными! Гегемонии великих уже не будет! А за эти же пятьдесят лет Тройные посохи будут продаваться на каждой ярмарке с записью типа, " Был подмастерьем, стань мастером!"
-Подумаешь, гегемония Великих. Я думаю и без нее прожить можно.
-Конечно можно, но очень СЛОЖНО.
-Почему?
-Потому. Уж поверь мне, не все так просто. Сам подумай, существа способные создавать заклинания самых высоких уровней, существа равных которым не по силе, ни по разуму, не уж тем более, в мудрости, просто нет в межмирье. Существа, посвятившие все свое существование постижению одного из законов мирозданья, нужна ли им власть? У них очень много проблем, и еще больше обязанностей. Ты вот взрослеешь. С каждым годом обязанностей у тебя становится все больше и больше. Сначала ты подметаешь пол на кухне, потом во всем доме, через год ты уже носишь в дом воду, через десять воспитываешь детей, через сорок, нянчишь внуков, и приглядываешь за детьми. Только в случае с обычным человеком его обязанности прекращаются со смертью, а тут...
Я не буду рассказывать тебе сказок, про то, что Великие сдерживают миры, что бы те не столкнулись, просто поверь, что у каждой единицы жизни малой или неизмеримо большой силы, есть своя предусмотренная функция, если личность развивается, учится, растет, то и функция этой личности возрастает так же. И нет в этом ничего плохого или хорошего. Просто так есть.
-А ты видел этих Великих?
-Да. И ты видел. Один сегодня присутствовал при твоей проверке, такой старик в белых одеждах...
-А чего старик-то, тоже мне великий.
-Молодой и глупый ты еще. Ладно. Давай ложись спать. СПАЛЬНЮ! И ЧТОБ, ВСЕ В НЕЙ БЫЛО НОРМАЛЬНО! опять, заорал, куда-то вверх Корн.

Было изменено: 12:46 28/11/2007.