Глава 3 До-до

Утро встретило меня, громким гудением. Оно ворвалось в мой безмятежный сон, обосновалось там, а через минуту уже начало качать права. С трудом разлепив веки, в первые мгновенья я ошарашено смотрел в синий потолок, не понимая, где нахожусь. За окном кто-то громко протопал. Свесив ноги с постели я потянулся и встал. Выглянув в окно увидел потрясающую картину. В середине лагеря стоит человек и приложив к губам желтую трубку гудит. По периметру, толстенной змеей, бежит огромная толпа. Вся толпа делает непонятные движения, то размахивая руками, то неожиданно приседая...
-- Проснулся? Иди мойся и на утреннюю пробежку - сказала голова Корна на миг появившаяся в дверном проеме.
Я оделся, вышел в коридор, у самой двери увидел висящий в воздухе столб прозрачно-голубоватой воды, толщиной в две руки.
-- Давай мойся, чего стоишь? - сказал, пробегая мимо Корн, он уже одет в шорты, а по плечам и лицу вниз сбегают капли воды.
Я сунул лицо в воду.

Так начался мой первый день обучения в лагере Семи Миров. Он так назывался, потому что будущие войны или маги набирались именно из такого количества, как выразился Корн, "близлежащих" миров. Каждые полгода в неизвестность, на поиски тройного посоха уходили все новые и новые группы людей. Это мог быть отряд, состоящий из одних магов, смешанный, или войны в презрении к магии, образовывали тесную монолитную группу. Всякое было. Меня начали учить практически всему.
Изо дня в день после утренн6ей разминки, которая включала в себя кроссы на дальние дистанции, работу с мечом, топором, луком, арбалетом, Болндер собирал нас, человек пятьдесят, сажал на колени и заставлял слушать лес, природу, "суть мирозданья", как он называл.
-- Слушайте. Слушайте все. Чем больше вы сможете услышать, тем больше вы сможете увидеть. Увидеть даже не глазами, сердцем. Что ты слышишь Ал?
-- Я слышу как волнуется лес. Как кричат птицы, как ветер задувает мне в уши...
-- Плохо Ал. Плохо. Ты ничего не слышишь. Основа любого действия это тишина. Ты слышишь тишину, Ал?
-- Какая здесь может быть тишина!? Когда мы совершаем действие, мы производим звуки. Если я бегу слышен мой топот. Если я сплю слышно мое дыхание.
-- Тишина. Она всегда с нами. Всегда здесь. Это струна между звуком и не звуком, понимаешь?
-- Не понимаю.
-- Поймешь. Сосредоточься, твои глаза закрыты, твоя душа летает над лесом вместе с ветром. Почувствуй, ты ветер. Ветер свободный, безучастный ко всему и ко всем вокруг тебя нет ничего, ничто не имеет смысла, ты ветер, стихия, свободен. Ты сама Тишина. Тонкая натянутая струна, которой нет. Что ты слышишь? Что ты слышишь Ал.
-- Любовь. Страданья. Боль. Смех. Жалость. Иллюзии. Страх. Он повсюду. Страх.
-- Чего бояться.
-- Себя. Все бояться всего, но прежде всего себя. Бояться любить. Вдруг, для этого придется жертвовать. Бояться страдать. Вдруг, это будет слишком больно. Страх основа всему. Основа иллюзий, эмоций, всего...
-- Почему бояться?
-- Лес боится засохнуть. Умереть. У него своя философия. Мне кажется это великаны, которые однажды решили заснуть. Смысл их существования в созерцании. В осознании себя. Они тоже слышат Тишину. Они тоже понимают что боятся. Они тоже ищут путь спасения от страха, потерять даже не жизнь, сам смысл своего присутствия. Когда-то они отказались от эмоций, действий от всего. Заснули, созерцают...
-- Ал. Ты видишь в себе Тишину?
-- Вижу, но ее слишком мало. Слишком много страха. Слишком много иллюзий. Слишком много исключительности собственного я...
-- Если сорвать эти иллюзии, что будет?
-- Я исчезну. Испугаюсь. Умру. Сойду с ума.
-- Что же делать.
-- Их надо снимать по степенно. По чуть-чуть. Дойти до тишины.
-- Хорошо. Запомни это ощущение. Это знание. Иди.
Вновь поступивший, может претендовать на рейд за посохом лишь спустя пять лет обучения. И то происходит жесткий отбор. Спустя три месяца я наблюдал его.
На тоже место, где мне раскроили череп выходили один за другим люди. Они бились с возникающими прямо из воздуха рыцерями, страшилищами, с какими-то, уж совсем, непонятными существами. Побеждали. И с каждой победой в следующий раз существ, становилось все больше и больше. До тех пор пока боец не "погибал". Поединок судили, подсчитывали побежденных существ, их уровень, на каком количестве существ ратоборец споткнулся, присваивали степень...
- Ал пошли в кабак, выпьем! - это Ооз, он кричит мне, одновременно отмахиваясь топором от напирающего минотавра. Минотавр явно недоволен таким пренебрежением к своей персоне. Огромная, величиной с молодое дерево, алебарда летит Оозу в ноги. Ооз подпрыгнул, как мячик, сделал резкое движение топором. Минотавр завалился на землю. Между ветвящихся, золотистых рогов торчит топор.
-- Ну чего, идешь? - спросил Ооз подбегая.
- Слушай. А если б ты промахнулся с броском? Потерял топор. Он изрубил бы тебя в куски. Не проще ли победить не бросая?
-- В бросании или не бросании любого вида оружия есть одно правило. "Сомневаешься не бросай", я не сомневался, я знал что попаду, но ты в такой же ситуации, бросать не должен. Бей по рукам.
Кабак был известен по всему лагерю. Там собирались, что бы похвастать своими успехами, посмеяться, расслабиться, подраться, выпить. Я еще не был там не разу, хоть и провел здесь уже три с лишним месяца. Корн не давал мне расслабляться. Учил.
Мы вместе ходили в горы. Корн показывал мне, как слушать воду. Разговаривать с ней я не мог, но услышать смех детей ручейков, грозное бурчание водопада о приближении засухи, почувствовать спокойную созерцательную рябь озера мог. "Погладь ее, погладь... Твоя рука- это вода, почувствуй, как в руке струиться кровь, как вода питает тебя, ты это вода, ты это стихия..."
-- Хоть я и маг воды, но и у меня есть, чему научить тебя. Крас, маг огня отказался. "Учить, будущего последователя Тишины? Что может быть паcкуднее?"- сказал он.
-- Я не понимаю, что вы носитесь с этой Тишиной, как куры с яйцом. Ты же сам говорил мне, что есть три закона. Есть маги, каждый из которых служат этим законам в отдельности. Ну буду я еще одним. Буду служащим Тишины, ну и что?
-- Ты еще даже на сотую долю не представляешь, о чем говоришь. Это объяснять буду тебе не я, придет время, наступит виток в твоей судьбе, тебе все объяснят, и гораздо лучше, чем я. К сожалению гораздо быстрее, чем ты думаешь...
-- Ты здесь был хоть раз? - это Ооз, мы подходим к небольшому домику из которого доносятся ругань, крики и песни.
-- Нет.
-- Тогда я сегодня твой экскурсовод.
Открыв тяжелую, протестующе скрипящую дверь, он сделал приглашающий жест. Жест приглашал меня в дымную пучину. Сквозь завесу ничего не было видно. Закрыв глаза и перестав дышать, я шагнул в неизвестность, и тут же споткнувшись, о что-то мягкое, распластался на мокром от пива полу. Над головой пролетело нечто огненное.
-- Эй! Эй! Полегче, приятель.
Ооз двинул в это, что-то мягкое, в грязно-огненных одеждах, кулаком. Послышался стук.
-- Пошли. Пошли Ал. Там впереди стойка. Там и сядем.
Дым исходил от столов, где сидели люди. Они пили, веселились, смеялись, гоготали, похихикивали, а главное испускали в воздух помещения дым.
-- Эй! Жори, подкинь пивка!...
-- А я ему снизу...
-- Зверь, а не человек...
-- Забудь свою маму, дурень!...
-- Главное не покалечиться, а то потом ходишь и ходишь без пальцев, пока не убьют...
-- Не любят меня женщины Волдур. Не любят...
Ооз ухватив меня за руку, пробирался сквозь толпу завсегдатаев, которым не хватило места за столиками.
-- Ооз! Куда ты тащишь нашего служащего тишине!? Ха-ха! Бьюсь об заклад, парнишка и кружки не выпьет.
Меня, что-то приподняло в воздух, развернуло, я оказался рядом с дурно пахнущей клыкастой пастью До-до.
До-до я уже видел раньше. Да, скажем так, трудновато не увидеть До-до. Огромная в три метра, туша с синей кожей, топает и размахивает руками так, что слышно и видно снежного великана, с другого конца лагеря. Вообще-то, До-до добродушный, но сейчас, когда его клыки мельтешат у самого моего горла, в голове начали возникать самые неприятные образы.
-- Опусти его на землю, До-до! - это Ооз, в руках топор...
-- Вот выпьет кружечку... Мою кружечку... И отпущу. А тож зачем в кабак приперся. На нас смотреть, что ли! Ну так я не... ик... не монумент я! Приходят! Смотрят! Они вишь, культурные! Они ж вишь, с нами не пьют! Не уважают. Выпить блин не с кем! Стою один, не кто не подходит, все морщатся...
-- Да с тобой выпьешь, как же! Либо по голове рукой заедешь, либо ногу отдавишь, а потом ходи, как дурак хромой до самой тренировочной смерти - послышался голос из клубов дыма.
-- До-до! Отпусти. Слышишь! Я не шучу! - глаза Ооза, меж тем, уже представляли собой, две узких щелки.
-- Не отпущу... Пусть выпьет со мной!
Второй рукой До-до оперся о стойку. Та не замедлила, с треском проломиться. Послышался звон бьющихся кружек, недовольный гул завсегдатаев...
-- НУ ЧО!... СОВСЕМ ОБАЛДЕЛИ! - из-за стойки раздался громовой голос.
Мне был виден только низ фартука. С фартука стекает, что-то желтое.
Если До-до большой, то существо, стоящее за стойкой было просто огромным.
-- Ничего Зак, на мой счет пойдет - сказал До-до и опять посмотрел мне в глаза.
-- Ну что выпьешь кружечку?
-- До-до, я вызываю тебя! - Ооз натягивал кольчужные перчатки.
Все это время я вишу в воздухе в подрагивающей руке. Нас обступили со всех сторон. Посетители, не забывая отпивать из своих кружек, не маленького надо сказать размера, перешептываются и переругиваются между собой.
Тут я увидел зеленые глаза, они смотрят на меня пренебрежительно, с какой-то отстраненной презрительностью. Эти глаза. Они... они излучают, что-то магическое, притягивающее. Зеленое лицо девушки отвернулось и исчезло в толпе.
Меня, как обожгло. Я резко повернул голову и увидел другие глаза, серые, блеклые подернутые пеленой. В этих глазах светится вечность. На какой-то момент мне показалось, что это глаза очень постаревшего Мо, но нет. Глаза обрамляет, черный, глухой капюшон, кроме них ничего не видно.
-- Тишина... Обратись к своей тишине, мальчик - глаза светятся и излучают только эту, одну единственную мысль. И вновь, как и с зелеными глазами моей возлюбленной, они расплылись, растеклись и исчезли вместе со своим обладателем.
Я посмотрел в глаза До-до. Где-то в этих глазах, подернутых пьяной пеленой, есть своя Тишина, свои страхи, свои не высказанные желанья. Сосредоточиться. Увидеть. Я Тишина... Я вечность...
Холмы... Речка... На берегу речки большой дом, вытесанный из цельных стволов. Дом до самой крыши присыпан снегом, а вокруг лето... Река. На берегу До-до, огромным топором вытесывает лодку из ствола дерева.
-- Папа! Папа! Когда кататься будем!?
Маленький, пухлый комочек, скатился с крыльца, подбежал на толстых ножках к До-до и обхватив ножками и ручками колено, повис. Большие голубые глазищи смотрят снизу вверх, излучают счастье.
-- Подожди Доля. Вот лодку сделаю, и будем кататься.
-- Папа, а ты отвезешь на буруны?
-- Конечно, отвезу маленькая.
-- Там такие красивые камушки!

-- До! Доля! Идите обедать.
На крыльце стоит женщина. Белая как снег кожа, отливает жемчугом. Глаза излучают тепло, нежность. Такие же белые волосы вьются на летнем ветерке, то взлетая, то вновь опадая на плечи. Длинное голубое платье облегает стройную, точеную фигуру. Дом на ее фоне, всего лишь грубая уродливая хижина. Природа на ее фоне, всего лишь беспорядочное месиво камней и растений. Она звезда. Белая теплая звезда.

Миг. Картина меняется.

Выпученные глаза. Выпученные глаза, горе, отчаянье. До-до бежит. До-до бежит, задыхается. Лицо черное от гари. На плечах трясется вся в порезах и ссадинах Доля. Через, так же черное от гари личико, белые канавки слез.
За плечами... Огонь... Дом горит. Развороченная лодка уткнулась носом в мокрый песок. Мелкие фигурки в темных балахонах...
-- Папа! Папа! Маму забыли! Забыли маму!...

Опять мигнуло. Опять другая картина.

Могилка. Такая маленькая. Холмик. На холмике, распластавшись, лежит До-до. Из-под зарывшегося в свежую землю лица, по обе стороны, стекают маленькие, прозрачные ручейки.

-- Я выпью с тобой До-до. Выпью. За память, в которой, живут наши близкие. За любовь которую, мы питаем к ним. Любовь - волшебное чувство, хочется верить, что пока мы любим, те к кому мы испытываем эти чувства, живы. Поверь, мне тоже есть, кого вспомнить.
Глаза До-до округлились. Наполнились застарелой болью. Он осторожно поставил меня на пол, налил из своей кружки в маленький стаканчик. Подал.
-- Ты действительно станешь служащим Тишины, Алкис. Выпьем. Ты знаешь, мне было так холодно и одиноко, все эти годы. Я смеялся, а мне было одиноко. Я бился, а мне было так холодно, что я не видел разницы между жизнью и смертью. Сегодня мне впервые стало немного теплее брат. Спасибо.
И под удивленные взгляды посетителей мы выпили.


-- Ну ты даешь! Если До-до раздухарится... Я впервые вижу, что бы кто-то унял До-до - это Ооз, его рука на моем плече, в другой громадная деревянная кружка. Уже стемнело, группки домиков мигают нам светом своих окон. Терпкий запах свежескошенной травы лезет в нос.
-- Ооз скажи мне, а что это за девушка с зеленой кожей? Она то появляется, то ее месяцами в лагере не видно.
Ооз резко повернулся ко мне. Глаза сузились, рука на моем плече потяжелела.
-- А ты наблюдателен Ал. Даже слишком. Мало кто ее вообще замечает. А может быть...
Ооз задумался.
-- Это Лисия. Моя женщина. Моя любимая. Она дриада...
-- А...
-- Не задавай вопросов! Ты и так слишком много... Другого я уже убил бы за это знание, понял? Вывел бы из лагеря и убил.
Ооз развернулся и быстрым, нервным шагом стал удаляться в направлении неподалеку расположенной рощи.
-- Никогда не спрашивай о ней! Понял! Никогда!
Я стоял, растерянно наблюдая, как вытекает пиво из лежащей в траве кружки.