Мазурка

Просила тебя у мёртвой и выпросила у мёртвой.
О, на губах столько соли с кожи твоей этим утром,
мой сияющий мальчик! Тобою к стене припёртой, -
нюхать украдкой пальцы со сладким твоим перламутром.

После двух лет печали впервые надела кольца
своё серебро и перстень с яблочным хризопразом,
и этот браслетик лёгкий цепку с тигровым глазом,
а снять не успела на ночь не оцарапайся, солнце,
глядящее вполоборота с подушки зелёным глазом.

Растрёпанный, ты чудесен, и с кремовыми свечами
каштан под окном волшебен, и дождик надолго, видно.
Мы так чисты, Водолеи, прохладны, ты пахнешь чаем,
я пахну своей "Органзою", и вовсе ничто не стыдно.

Атласной юной листвою, армадою туч фигурной
тебя обнимаю (как же понравилось обниматься!),
коротенькой, из фольварка, чуть сонною, не бравурной,
шопеновской запотелой мазуркой номер тринадцать*.

Тебе давно было нужно так поступить со мною.
Отныне всё наносное уже не имеет значенье:
молчи, не звони, теряйся, бубни своё за стеною,
но я, что безумно важно, слышу твоё звучанье.

... А дальше весь день как праздник. То вспыхивает, то меркнет
кровь, комната, счастье, сердце в отчаяньи и восторге,
всё не имеет значенье, кроме нелепой смерти, -
вспыхивает и меркнет! и наших детей жестоких.
_____

* Mazurka op. 17-4 NO 13 in A minor "Le petit hebreu"