Я "Афганец"

Глава 19. "Афганский синдром"

Я -- афганец. Но не по национальности, а по принадлежности к той войне!
Меня отправило на войну мое правительство.
Тысячи, десятки тысяч раз я погибал. Мое тело рвало на части
иностранное и советское оружие.
Миллионы раз мою жизнь спасали и руки врачей, и умные, доблестные,
имеющие честь офицеры, перед которыми я преклоняю колени.
Миллионы раз равнодушные, продажные души посылали меня на верную
смерть, хорошо зная об этом и беспокоясь только о своем благополучии и
очередном повышении.
Я -- афганец.
Меня благословляли. Меня проклинали.
Меня называли воин-интернационалист, ветеран войны, гордились мной.
Мне бросали:
-- Оккупант, захватчик, убийца, -- и я не знал, куда девать глаза от
стыда и что сказать в ответ.
Меня забывали. И я страдал от ненужности своей, от незначительности
жертвы, которую я принес.
А в жертву я приносил самое дорогое для меня -- мою жизнь!
Я -- афганец.
Сколько раз огнем обиды полыхало мое лицо, и кровь бросалась в голову,
когда я слышал:
-- Мы тебя туда не посылали!
Посылали!
Посылали прямым приказом и молчаливым согласием. Ты -- чин самого
высокого ранга, понимающий позор и несправедливость афганской войны, ты --
чиновник низкой ступени, опасавшийся потерять партбилет и сытную кормушку,
вы -- остальные, спрятавшие словно страус голову в песок, в душе своей
говорящие:
-- Слава Богу, не меня, не моего...
Твоего!
Я -- афганец. Я не простил!
Я не простил за свои глаза, вырванные взрывом мин, вырезанные кинжалом,
выбитые камнями позора и унижения.
Я не простил за свои внутренности, вывалившиеся в пыль из разодранного
живота и затоптанные в чужую землю вашими ногами.
Я не простил за бесстыдно распахнутый пах. Врезанный, пузырящийся
кипучей кровью.
Я не простил за доведение меня до бессилия человеческого, солдатского,
мужского.
Мне дали понять, что слушать меня не хотят, велят мне умолкнуть. И я
замолчал на многие годы. И вот заполыхала Чечня.
И я не могу молчать.
Опять убивают в мирное время. Таких же солдат и офицеров, каким был и
я.
Я -- афганец.
Мальчишка. Школьная скамья не успела остыть после меня, когда я ходил
уже по колено в своей и чужой крови, уже дрался в позорной войне, уже
подыхал от страшного солнца, привязанный веревками к столбу в центре чужого
кишлака, уже замерзал на жутких скалах Гиндукуша, уже тихо умирал на ржавой
койке медсанбата...
Что я успевал узнать о жизни? Школьные годы. Первую любовь. Ужас пыток.
Тяжесть испытаний. Кошмар убийства. Ожог пощечины, полученной от тебя, мой
народ. И черный бархат последнего поцелуя -- смерти.
Я -- афганец.
Я -- офицер-профессионал, выбравший войну своим ремеслом, знавший, что
это на всю жизнь, понимающий, в отличие от солдат, на что иду, успевший
познать счастье своей семьи, оставивший на земле своих детей. Моя душа
разрывалась на части между жалостью к солдатам и чувством долга, присягой в
верности тебе, мой народ, между честью офицера и бесчестьем оккупанта.
Это мне кричали, отдавая приказ, уничтожить вместе с чужими своих:
-- Подберите сопли, майор, и выполняйте приказ! Это война. К черту
сантименты.
И я выполнял приказ.
Я -- афганец.
Мою душу изорвали страшные картины войны. Моему мозгу не дают покоя
воспоминания о погибших, замученных пытками моих товарищей, об
издевательствах со стороны старослужащих, об искалеченных хороших ребятах. Я
сходил с ума от невыносимых тягот, выпавших на мою долю, моих друзей, моих
солдат, моего народа. Моя психика не выдерживала напряжения противоречий, и
я становился равнодушным, жестоким садистом и убийцей, выполнявшим любой
приказ не раздумывая. В мой сон долгие годы, еженочно, приходят тельце
девчонки, изломанное пулями моего автомата, раздавленное тело старика,
расплющенное гусеницами моего танка, разорванный труп мальчишки,
оказавшегося там, где упал снаряд моего миномета...
Моя душа преображалась, и я, на всю жизнь поняв, насколько уязвим и
беззащитен человек, навсегда отказался от насилия и оружия.
От сумасшествия меня лечили. Я проходил курс реабилитации и слышал за
своей спиной:
-- Он -- афганец. Они все того...
И, обернувшись на опасливый шепоток, я видел, как ты, мой народ, крутил
пальцем у виска.
Я -- афганец.
Мои навыки использовали бессовестным образом и уголовный мир, и
государство. И убийство на сегодня -- самая обычная, привычная для всех
вещь. Потому, что к гибели привыкли, когда горел Афган.
Только одна ты, мама, тихо плакала от бессилия, когда меня призывали на
войну, и рвала на себе одежды от черного горя, узнав, что меня больше нет.
Только ты да отец не отказывались от меня, изуродованного войной
инвалида.
Только от вас, родные мои, не слышал я ни одного горького слова в свой
адрес.
А ты, народ мой...
Поймешь ли, что война касается не только семей погибающих, их родных,
любящих, любимых?!
Что это касается тебя.
Не торопись переключать канал телевизора на развлекательный фильм.
Вглядись в страшную гримасу военных новостей. Не твоего ли сына несут
санитары раненого или убитого? Вслушайся в звуки музыки. Не похоронный ли
марш для детей твоих звучит?
Неужели только у матерей российских такая черная доля?! Навсегда?
Люди! Призываю вас! Остановите войну! Не допустите новой войны!
И если вы сделаете это, вы спасете... нет! Теперь уже не меня -- СЕБЯ.
Поверьте. Прислушайтесь. Задумайтесь.
Это говорю вам я -- АФГАНЕЦ!


Я не случайно перенес аннотацию на книгу"Контингент",
написанную двумя замечательными людьми, Сергеем Скрипаль и Геннадием Рытченко,
Людьми и Человеками с большой буквы в самый конец поста и опубликовал последнюю главу.
Я подпишусь под каждой строкой, под
каждым словом этих мужиков и мне хочется, чтобы те, кто читают мой дневник, прочли эту книгу. Чтобы знали и помнили.

"КОНТИНГЕНТ" Сергей Скрипаль. Генадий Рытченко.

Было изменено: 0:39 29/01/2008.

Было изменено: 0:45 29/01/2008.

Было изменено: 0:58 29/01/2008.