Записки недофилософа, часть 2

Много буков. Тем, кто не осиливает, можно даже и не начинать читать
Смиренный игумен Пафнутий руку приложил.

Право, я даже теряюсь, как начать мне мое повествование, ибо нельзя же совсем без предисловия, а их то как раз я писать не очень умею. Цель же моя состоит в том, чтобы поделиться своими мыслями с остальными, предварительно все обдумав и записав на бумагу. Я, как видите, осмеливаюсь полагать, что как представитель теперешней молодежи, смогу заинтересовать читателя. Ибо это все же интересно, о чем думает молодежь и думает ли вообще. "Ну а зачем же излагать мысли на бумагу - могут спросить меня в ответ,- поделитесь ими в устном разговоре". На это я могу ответить, как бы даже извиняясь, что ум мой не так еще исключительно развит, чтобы я могла найти самые что ни на есть подходящие слова, да еще быстро, чтобы меня не поняли превратно. Когда торопишься высказать свою идею или мысль, обдуманную, прочувствованную, нередко оказывается что тех слов, которые находятся в вашем лексиконе, решительно для этого недостаточно. Не поверю, если скажут мне, что у кого-то подобной ситуации не было. Мы, воодушевленные, с горящими глазами, начинаем жестикулировать, пытаемся вытащить идею из недр души своей и как бы "одеть", а иными словами, облечь ее в подходящие выражения. Но вот, почтенные наши взрослые, или даже товарищи одного с нами возраста, что гораздо более часто встречается, недослушав, не поняв и не попытавшись даже сделать этого, перебивают нас и отвечают нам на совсем другом языке. И мы видим, что решительно ничего не уловили они, что поняли неправильно, приняли нашу мысль за совсем иную. Я тут ни в коем случае не хочу обидеть старшее поколение, которое безмерно ценю и уважаю, просто им нужно быть немного терпеливее и не судить нас слишком строго. Что же касается наших сверстников, то тут уже совсем иной разговор. Разумеется, первым делом виноваты мы сами, подобрав неправильные слова. Я и сама еще говорить не умею и ставлю себе целью научиться делать это.
И вот, тот самый недофилософ, собравшийся было дать волю своим мыслям, не выдерживает критики и, понурив голову, теряет всякое желание думать вообще. Да и впрямь, думать в наше время- это что-то даже постыдное. Меня не раз обвиняли в отвлеченности, в том, что мало внимания я уделяю проблемам насущным, то есть более важным, чем мое "витание в облаках". Я тут, конечно, не могу слишком возражать, но и полностью согласиться не могу. Помнится, одна милая девушка, имени которой я сейчас здесь называть не буду, сказала мне : "Ты всегда о чем-то странном говоришь, а я занята решением более насущных вопросов." А вопросы эти заключались в покупке одежды, да в решении любовного треугольника, которого, как я подозреваю, и не существовало то на самом деле. И прокралась в мою голову одна дерзкая мысль: а что если мои "отвлеченные заботы", волнение и реальнее, чем заботы той девушки? Что же касается одежды- то я же тоже этот вопрос как-то решаю...
Иные даже, заметив в ком-то движение мысли, закидывают его чуть не камнями, высмеивают, как могут, и вновь потом утыкаются либо в телевизор, где нынче мало что интересного показывают, хоть и случается, или в новый недавно вышедший бестселлер. А осмеянный недофилософ, как я его скромно называю, думает, может и впрямь он так глуп? Потому как решить про себя, что дескать это я самый умный, а остальные дураки- самолюбия нахватает, хотя факт этот может даже очевиден. Вот и я сама чего-то боюсь, вставляя здесь слово "может", на чем и ловлю себя. Не может, а решительно очевиден!
Что-то предисловие мое затянулось, но я от всей души надеюсь, что мне этого не поставят в упрек. Чтобы как-то развить мою мысль, расскажу одну историю из своей жизни.
Не так давно мне довелось вступить в дискуссию с подругой моей матери, Аллой Викторовной Гордеевой. Женщина уже средних лет, несомненно, неглупая, но поразившая меня немного, сейчас расскажу, чем. Дело в том, что принялись мы как-то за чашкой чая обсуждать личность Федора Михайловича Достоевского. Скажу сразу, чтобы не было вопросов: Достоевского я очень люблю и уважаю, еще будучи одиннадцати лет от роду случилось мне ходить под впечатлением от романа "Идиот", а князь Лев Николаевич Мышкин сделался чуть не любовью всей короткой жизни моей. Повзрослев немного, я перечитала "Идиот" и принялась за "Братья Карамазовы", а так же "Преступление и наказание". Совсем недавно я наткнулась на дневник писателя и к данному моменту прочла около трети его записей. Верите ли, впечатление данная вещь производит чрезвычайное. Нигде и ни у кого не встречала я такой глубины рассуждений, ни с кем еще не завязывалось у меня настоящего внутреннего диалога, кроме, может, Виктора Цоя. Надеюсь, читатель понимает, что я имею в виду под "внутренним диалогом". Ничьи мысли еще не были мне так близки, ничье мировоззрение не совпадало так с моим, ни у кого я не могла найти ответов на некоторые вопросы, которые мучили меня и мешали моему дальнейшему развитию. Я, разумеется, не все так хорошо поняла, о чем рассуждал Федор Михайлович и если бы он был жив, задала бы ему несколько вопросов, ибо все понять невозможно. Но то, что я поняла ( а я действительно поняла, ибо в противном случае не охватил бы мою душу такой восторг и не увидела бы я столько света), я поняла каким-то другим умом. Не тем, который отвечает за решение квадратных уравнений и чисто логическое мышление. Как сказала Аглая Епанчина князю Мышкину: "Есть два ума, главный и не главный". Так вот, возьму на себя смелость сказать, что главным умом поняла Федора Михайловича. И так прочувствовала, что непременно мне захотелось поделиться с кем-нибудь моим откровением. И вот, попалась на моем пути Алла Викторовна Гордеева.
Не знаю, право, поймет ли меня кто сейчас, и я этот вопрос задаю не потому, что сомневаюсь в вашем уме, дорогие мои читатели, а потому, что боюсь неточных слов своих. И вот, сначала пошла речь об искусстве в представлении Достоевского. Меня чрезвычайно заинтересовала мысль Федора Михайловича о том, что "Это уже не первый раз, и русских современных художников начинают знать в Европе. Но все таки, приходит на мысль : возможно ли там понять наших художников и с какой точки зрения их там будут ценить? По-моему, переведите даже комедию господина Островского- ну, "Свои люди- сочтемся", или даже любую,- и переведите по возможности лучше на немецкий или французский язык, и поставьте где-нибудь на европейской сцене,- и я, право, не знаю, что выйдет. Что-нибудь, конечно, поймут и, кто знает, может быть, даже найдут некоторое удовольствие, но по крайней мере три четверти комедии останутся совершенно недоступны европейскому пониманию". Далее идут у него рассуждения о том, что наш русский, именно что национальный пейзаж, т. е. Северной и Средней полосы нашей Европейской России, тоже не произведет в Европе особого эффекта. И упаси Бог подумать, что Достоевский обвиняет иностранцев в недостатке ума, о нет! Он очень ценит и уважает Европу и ее искусство. К слову сказать, Федор Михайлович выражает мысль, что мы то понимаем их Диккенса со всеми его оттенками и приводит еще несколько примеров нашего понимания европейского искусства. Однако, если бы Федор Михайлович был жив, мне бы хотелось обратить его внимание на поэму Гете "Фауст", а именно ее перевод на русский язык г-на Пастернака. Я очень уважаю Пастернака, его стихи и роман "Доктор Живаго" кажутся мне в высшей степени замечательными, но вот с "Фаустом" что-то странное вышло. Как-то показалось мне, что Гете исчез наполовину, может, меньше. Ну, не будем отвлекаться и вернемся к теме русского искусства.
Итак, я только что заявила, что Достоевский не в коем случае не хочет сказать, что дескать Европейцы лишены ума и широты мышления, однако Алла Викторовна подумала именно так и в точности как я и написала, ибо почти цитирую. Признаться, я была удивлена и так как моя оппонентка дневника писателя не читала, я так и не смогла понять, удалось мне ее переубедить или нет.
- Поколения меняются- выразила она, несомненно, интересную мысль- Я, например, равнодушна к нашему Шишкину и к изображениям нашей природы. Времена меняются, и разница поколений тоже имеет большое значение.
Естественно, времена меняются. На смену пейзажам, классицизму и импрессионизму приходит модерн, абстракционизм и наш абстракционизм в Европе все поймут, потому как не заключает в себе этот жанр никаких национальных особенностей. Отвлекусь опять немного и скажу пару слов об абстракционизме и вообще новых направлениях в искусстве. Постоянно мучает меня мысль о Черном квадрате Малевича. Может, конечно, сей уважаемый господин хотел выразить что-то особенное своим произведением искусства, хотя у меня и язык то не поворачивается назвать это "произведением искусства". Более того, поражает меня мысль о том, сколько же наглости должно было быть у человека, чтобы вывесить свой черный квадрат на всеобщее обозрение. А повесили сие творение и внимание на него обратили единственно потому, что никто до Малевича таких фишек не вытворял. Эдак я нарисую красный треугольник и объявлю себя великим художником. Однако я не думаю, чтобы г-н Малевич был именно таким, как я тут изобразить пытаюсь, а потому делаю вывод, что наверняка я чего-то тут не понимаю. Хотя, повторяю, черный квадрат нарисовать, особого ума и труда не надо, а принимают такое искусство только потому, что впервые такое на выставки приносят.
И конечно, черный-то квадрат в Европе все поймут. И не горько ли сознавать, что люди наши стали равнодушны к своим же родным пейзажам. Ладно, даже забудем на минуту о Шишкине, но неужели же Саврасов и его картина "Грачи прилетели" тоже не вдохновляет эту женщину? Можете меня обвинить в несовременности ума, но год моего рождения никак не влияет на мое отношение к русскому искусству, в русской природе. Находясь однажды за границей, я первым делом вспоминала наши еще сохранившиеся зеленые леса, наше порою хмурое небо, нашу сырость, грибные дожди, зелень травы, ее запах... А оставь меня без русской зимы, без мороза, без снега- я же с ума сойду. И не верю, чтобы и Алла Викторовна не сошла непременно.

Февраль. Достать чернил и плакать,
Писать о феврале навзрыд,
Пока грохочущая слякоть,
Весною черною горит.
Достать пролетку. За шесть гривен
Чрез благовест, чрез клик колес
Перенестись туда, где ливень
Еще шумней чернил и слез.
Где, как обугленные груши,
С деревьев тысячи грачей
Сорвутся в лужи и обрушат
Сухую грусть на дно очей.
Под ней проталины чернеют,
И ветер криками изрыт,
И чем случайней, тем вернее
Слагаются стихи навзрыд.

Это прекрасное стихотворение Бориса Пастернака я ношу в своем сердце и довольно часто вспоминаю его, находясь за границей, да и вообще, когда о России думаю. Как передал г-н Пастернак всю прелесть русского февраля! И вот хоть режьте меня, тут же мне припоминается и картина "Грачи прилетели" следом. Ну что? А ведь я принадлежу к молодежи, я не в девятнадцатом веке живу. Мешает это мне понимать русское искусство?
- Какая уж тут русская природа, на пляж бы и пальму рядом, а больше ничего и не надо- раздается голос моей мамы в поддержку Аллы Викторовны. А вот тут уже начинается то, что я называю бессознательным враньем. Потому как на самом деле я прекрасно помню поведение моей мамы во время ее пребывания вместе со мной в Турции. Это сначала все так ново, так нравится, а недели через две начинается странная тоска и такая сильная, что мы хоть пешком готовы обратно в Россию идти.
Представьте, вспомните то, как вы заходите в лес, в настоящий русский лес, если вам, конечно, случалось. Мне случалось и не раз. Все как будто составляет единое целое с вами: тот воздух, которым вы дышите, комар, севший вам на запястье и шелест именно что березовых или дубовых листьев слышится не просто так, не в пустоту, он как будто говорит с вами и вы его понимаете. И вся природа вокруг понимает вас. Пили ли вы когда- нибудь березовый сок весной? Нет ничего вкуснее и прекраснее березового сока. И выпив его, как будто весь очищаешься изнутри и еще больше чувствуешь себя частью русской природы. А что пальме до ваших чувств и что вам до нее? Да, увидев эту пальму первый раз, вы, конечно, восхищаетесь, но только до тех пор, пока не изучите ее строение и форму ее листьев. А что потом? Далее должен был следовать второй этап- диалог души с природой, а его то как раз и не получается. Мы не понимаем эту пальму, этот песок вокруг нее, этот воздух, а они не понимают нас и никогда не поймут.
Случай то не такой значительный, да и не стоило бы и припоминать, если бы таким образом я не хотела подвести вас к следующей и самой значительной части моего повествования, к той мысли, которую не удалось мне донести до Аллы Викторовны. Я попытаюсь изложить эту самую мысль еще раз и в письменном виде, ибо на письме лучше выходит. И надеяться мне остается только на точность моего пера.

Вторая часть моего повествования. О Счастье.
Счастье.. какое светлое теплое слово. Когда произносишь его, разом что-то переворачивается внутри. Счастье- одно из самых труднодоступных чувств и понятий. Все мы можем под "счастьем" понимать разное, однако же счастье все таки одно, а потому счастьем и зовется. Однако, я бы не взяла на себя смелость рассуждать о счастье, если бы не Федор Михайлович Достоевский. Для начала я попробую объяснить свое понимание счастья.
Счастье есть ясное состояние души, когда не мечется она, ничто ее не ломает, когда она познает мир, живя в теле и счастлива. Счастье есть высшая завершенность мысли или души, если хотите. Что я хочу этим сказать? Когда перестает бесноваться душа, мучиться, когда все происходящее с ней принимается лишь за способ понять что-то еще, что-то новое. Когда есть в вас какой-то внутренний свет, путеводная звезда, разгоняющая мрак, а мрака вокруг предостаточно! Когда человек сам себе путь освещает и не только себе. Счастье. Постоянное чувство защищенности от разрушительной смуты, которая подобно татаро-монголам опустошает нас изнутри, лишает всяких сил и желания жить. Тогда понятия в нашей голове смешиваются, мы не знаем, что нам думать, как думать, где преклонить голову. Не каждый способен стать счастливым. Пусть не говорят мне, что счастье для каждого разное, что в разном оно заключается. В свободе ли творчества, в том ли, что любимые люди рядом находятся, в какой-нибудь ли особой идее, в детях ли, но ведет это все к одному и тому же : к спокойствию, умиротворению и свету, постоянному свету в душе. Когда вы понимаете, о чем Вы говорите, ведь многие как будто не про то говорят, хотя с виду и кажется, что про то. Когда знаешь, про что говоришь, когда свет в душе, то и творить легче и приятнее, то и любимых людей ценить научитесь в полной мере, и детей воспитаете так, как и не снилось никому. Так что ошибаются те, кто говорит, что дескать счастье для всех разное. В одном счастье, пути к нему разные, а цель одна. И уж откуда, где вы свое счастье найдете- тут уж вопрос другой. Надеюсь, я достаточно ясно изъясняюсь. Ф. М. Достоевский много рассуждал об идее Христианства, о Боге, говоря, что Бог у каждого свой, особый, что пока Бога своего не найдешь, так и будешь блуждать во тьме. Пока не поверишь во что-нибудь, пока не появится твердой почвы под ногами. Ничего вам это не напоминает? Не пути ли к завершенности, к счастью?
Многие даже не имеют представления о том, что такое счастье, хотя искренне уверены в обратном, всю жизнь мучаются, как в легенде о Сизифе мучается главный герой. Когда то и дело : взлет, падение, падение, взлет и не в этом даже дело! А в том, как болезненно воспринимается каждое падение! Когда кидает все существо из стороны в сторону и негде ему голову преклонить. И хорошо еще, если есть взлеты и падения. А что, если и этого нет, если в жизни царствует рутина? Учеба, работа, понедельник, вторник, среда, и снова, снова, снова. Тут недалеко и до самоубийства, когда вырваться их этого круга не можешь, да и не знаешь, как. И это не моя фантазия, это многие до меня замечали.
Многие боятся философствовать, дескать, в уныние вгоняет, заставляет задуматься, а зря. Посвящают они себя рутине, как они говорят : "Мне не до какой-то там философии, я работаю". Да разве же работа исключает возможность думать? Право, я решительно чего-то не понимаю.
С каких это пор раздумья признаны вредными? Я прекрасно, однако, понимаю, что здесь таки образом сказать хотят. Раздумья действительно иногда вгоняют в депрессию, но это не повод прекращать свои поиски и забивать мысль на корню, не повод прекращать поиски своего Бога и составляющих счастья, если хотите. "Ищите и обрящете". Если будете дергать за ручки разных дверей, непременно найдете нужную. Разумеется, это не всегда происходит. Многие не найдут никогда это самую дверь, которую только им предназначено открыть и не потому, что она так хорошо запрятана. Больше смелости, господа! Ведь в каждом из вас, несомненно, живет неповторимый ум, множество интереснейших мыслей, я уверена, у каждого есть свое неповторимое чувство юмора. Но как жаль, что зачастую это все скрыто от постороннего взгляда. Но, господа, я отклонилась немного от темы.
Начался то наш с Аллой Викторовной спор с того, что я заговорила о главном герое романа "Идиот", князе Льве Николаевиче Мышкине и имела неосторожность заметить, что князь, хоть и был двадцать четыре года болен, но с самого начала обладал способностью быть счастливым. Изъяснюсь подробнее. На вопрос одной из девиц Епанчиных о том, "был ли он влюблен", князь отвечает, что нет, " я был счастлив иначе".
-Счастливы? Вы умеете быть счастливым?- спрашивает князя Аделаида Епанчина.
-Да- просто отвечает князь и улыбается.
- Научите нас.
-Не могу.

Далее князь рассказывает о своей жизни в Швейцарии и о своем общении с тамошними детьми. Если вы читали роман, вы сразу поймете меня без дальнейших объяснений. Если же не читали- тоже поймете наверное, если слог мой будет достаточно точен. Итак, князь замечает, что ребенок иногда знает о добре и зле такие вещи и такой поразительной глубины, что нимало удивляешься, откуда у него такое мировосприятие. Князь понимает детей, а по другому и быть не может, если они сначала "не полюбили его и камнями в него кидались", а потом вдруг изменили свою позицию. Как говорит князь, "не надобно ничего от детей скрывать". Он сам как большой ребенок, однако, он взрослый. Он точно знает, о чем говорит, у него разумеется есть свой Бог, в христианстве князь вдруг понимает такие вещи, что разом у слушателя глаза открываются, он как будто понимает что-то, доселе ему неведомое. У князя в душе свет и ничто не может наложить на него свой грязный отпечаток. Князь знает, что такое счастье. Он умеет быть счастливым. Вот оно- главное его отличие от всех остальных. После этого самого короткого диалога, на который иные внимания не обратили и рассказа о швейцарских детях, Достоевский больше не возвращается к теме счастья, разве что кое-где и косвенно.
И вот, выражаю я сию мысль Алле Викторовне, но, конечно, в выражениях более неуклюжих, чем эти, ограничиваясь тем, что счастье свое князь нашел в этих самых детях, в разрушенном замке на вершине горы, в белой нитке водопада внизу, в том же Христианстве. Потому он в этом счастье находит, что понял, прочувствовал он это все. Ведь не как же какое-нибудь глупое, неразумное существо он счастлив, да и не может темное неразвитое существо счастливым быть, решительно нет. Хоть камнями закидайте меня, а все равно на своем стоять буду. Чем тогда, скажите на милость, отличается его мнимое счастье от животного существования? Невежество, неспособность и нежелание мыслить, отсутствие идеалов и понятий о нравственности, словом, мрак, не могут дать счастье, потому как счастье предполагает свет в душе и ее завершенность на высшем уровне. Не поймите превратно слово "завершенность", оно не предполагает необязательности дальнейшего развития счастливой души. Под завершенностью я подразумеваю способность познавать, принимать полезное, отторгать ненужное и мрачное, мыслить самостоятельно- вот всего лишь несколько положений, определяющих завершенность души. Мрак и неведение не могут дать счастье, так как населяют в душе пустоту, так как это есть вещь, прямо противоположная Свету, понятию о завершенности, а значит и счастью. И вот, Алла Викторовна отвечает мне на мои слова :
"Ну если Мышкину так мало для счастья надо, то не всем надо столько же".
Я бы, может, и согласилась с этим, но мне ощутимо резануло слух слово "мало". Мало? Неужели же то, что князь в высшей степени прочувствовал идею христианства, то как он прочувствовал природу, то, как много он нашел в детских душах, окружающих его по-вашему это МАЛО, Алла Викторовна? Повторяю, счастье князя и счастье вообще не в неведении заключается! Да может любой другой, если понял бы хоть пятую часть того, что князь понимал, и уже был бы счастлив! Способность настолько прочувствовать и понять что-либо, стать счастливым вообще, разве же, неужели же это мало? Зачем такое презрительное слово?
Я хотела было продолжить, но меня перебили и начали рассуждать о счастье на совсем другом уровне, приводя в пример как раз то, что я назвала "стараниями Сизифа", т. е. взлетами и падениями, не вкладывая в слово "счастье" того же смысла. И тогда закралась в мою голову мысль, что Алла Викторовна решительно не поняла ничего из моих слов. Я говорила о Счастье с Большой Буквы, она же говорила о счастье с маленькой, о кратковременном счастье, не несущем идеальный баланс для души, о взлете, влекущем за собой падения и новые смуты. Взлет- это не счастье, это эйфория, и чем острее она, тем больнее будет падение. Согласитесь, что это нельзя счастьем назвать. И вообще, что более всего огорчило меня, так это то, что говорили мы на разных языках. Я -на языке ума главного, а она на языке ума не главного. Это как-то поубавило мой пыл и желание говорить дальше, тем более что мне и говорить-то не очень давали. Я не говорю даже, что моя точка зрения настолько умнее, мне жаль, что меня не выслушали и не поняли, только и всего. Я все потом молчала, а Алла Викторовна, видимо, почувствовала себя победительницей, и по ее лицу было очень видно, что она собой довольна. Раскритиковала недалекого молодого недофилософа. Так она и ушла, чрезвычайно довольная собой. На прощание я пообещала ей все записать на бумагу, на что Алла Викторовна мне заметила, что вам, дескать, лучше бы письма любовные писать в таком возрасте. Это уж меня совсем расстроило, но не сконфузило, а то бы не мучила я читателей своими пространными рассуждениями. Надеюсь, я не совсем уж глупо написала и если позволите, милый читатель, я помучаю Вас еще самую малость, ибо есть еще в моей голове невысказанные мысли. Но я это сделаю попозже, чтобы вы успели от меня отдохнуть.