ДевятЬ с половиной Мужчин ;Ъ
Тащу прекрасное.
➜ главная Домика
Вы не залогинились! Ваш статус в этом ДоМиКе - гость.
В домике онлайн: 0, замечено за сутки: 1
вернуться на 3 стр. списка тем
Глафира
Принесенная в кульке Глафира первым делом порысачила ловить моего стодвадцатитрехлетнего попугая-бухаринца.
Попугай переживает сейчас очень сложные времена. Я остроумно называю его маразматические выходки кризисом среднего возраста.
Раньше попугай символизировал мой главный тезис о том, что для настоящего мужчины разум, чувства и нормы общежития это досадные наросты на репродуктивной системе. Пятнадцать лет назад мой пернатый аристократ открыл для себя целебные поддерживающие силы алкоголя. Роман попугая и синьки вспыхнул так жарко, что я даже интересовался у Федюнина адресом клиники для пожилых алкоголиков с манией преследования.
Федюнин, кстати, первый наливший попугаю водки в ананасовый сок, наш коренастый совратитель, сдержанно ответил, что надо уважать слабости других и не выпячивать недостатки окружающих.
Пробухать мою хату мы попугаю не дали, попугай взял себя в лапы, увидев мою назидательную пантомиму о своей возможной будущности. Случайно эту пантомиму увидел тогда еще моложавый кот Фунт и уверовал.
Завязавший попугай это натура, слепленная из нервов, боли и подозрений. Поэтому времена у него последние тринадцать лет не очень простые. Мы, окружающие, его не радуем, не радует вид за окном, а то, что радует, оно заперто.
Зато выщипанные по запойному ужасу перья не летают по помещениям. А то было дело: общипал себя до лысин, колдырь. Страшно было смотреть, а он еще в идиотическом трансе выбегал к гостям...
И вот теперь к псадеду Савелию, аксакалу кошачьей национальности Фунту, попугаю и, видимо, собакомыши Мыши взошла британка Глафира.
Которая официально вообще-то Персефона, но это я счел чрезмерным.
Попугай, Глафира и Савелий
Когда попугай приходит в возбуждение свое старческое, разбрасывая куски фруктов и орехов, Глафира Никаноровна просто обмирает в счастье своем. Какой! Господи, какой же он! Какой весь... прямо... такой!
Начинает как-то суетливо выбегать, позировать на секунду-другую, потом опрометью за угол бежит, менять образ.
Выходит в новом, снова не то! Не то надела! Все не то! Снова за угол!
А там этот мужик Савелий по-простецки что-то поджирает из миски. Хвостом лупасит и даже как-то подвывает над жратвой.
Прочь, постылый, я в волнении, я и сама не соображу, что со мной! Ах, матушки нет, не спросишь, что, что делать, как пленительно изогнуться, чтобы тот... Чтобы тот, на шкафу... Он такой! Он умный и очень... прекрасный!
А кто я ему?! Никаноровна какая-то...
Пометавшись, Глафира выходит в простеньком, сама нежность и свежесть, несмело переступает, смотрит на старого идиота на шкафу с таким, понимаешь, недоумением. Мол, впервые я тут, билет утерян, не знаю, что и делать... Вот тут посижу. Лапки вот у меня. Такие вот. Лапки. Что скажете? Я вам не мешаю? Нет? Я тогда еще тут посижу, просто не соображу даже, что мне и делать-то. Отдышусь. Как только вас впервые увидела, понимаете, во мне что-то...
Тут, нажравшись, врывается Савелий Парменыч. Он в кураже. И свое отожрал, и кошачье тож. Гул-ляем, бра-та-ва! Че тута прищурилися все?! Че притихли, спрашиваю?! Ты, носатый, че лупишься?! Че пыришь, говорю, пернатый?! Спустись, потолкуем... Сидит он! Закисли, смотрю! Кадрилю я вам тут сейчас сбацаю, по-городскому, значит, с вывертом! Счас я вам тут спляшу-станцую! Да! Да! Иди сюда, крыса! Тебе говорю, полосатая... Я тебя буду зубами, а ты, вроде как мамзель, ты вырывайся несильно! Я праздника жажду! Паскудина какая! Меня!.. прекращай! Меня прекращай! Когтями в морду! Это нос!.. Па-апаша! Бать, я к тебе прибежал, извини! Что творят! Глянь, глянь, глянь! Ты посмотри, да, да, кого ты тут развел! Это ж гады! Ты добрый, да, да, да! И развел! Они тебя обжирают! Давно хотел сказать! И тот, носатый, и эта, с когтями вонючими! Жрут все время... И у меня жрут! Жрут! Я подголадываю, кстати, все время! Просто молчал! Кидай в того швабру! Я его с земли возьму. А эту за шкирняк держи, она хитрая, хитрая! Видишь, че тут у них? Заладилося, заладилося у них тут все! Дай мячик! Ну дай, ладно тебе, мячик дай, ну дай, дай, дай мячик! обожаю тебя! обожаю, бать, веришь нет?! дай мячик! Кидай его! Мне! Мне кидай!..
Выхожу на лай и завывания. Бросаю мячик. Все как полагается. Савелий Парменыч дает гастроль с мячиком, Глафира Никаноровна на столе вздыбленная, но глаз с попугая не сводит все равно.
А попугай, уверен, думает: "Готт, нафигр крайсляйтер! Ист дис филяйхт дер орт ман дас конценртационслагер бильден ран? О! О! Дас веттер ист зо щен хайсс, абер щен! Я-я!"
И крылья в стороны: друм-друм-друм фокеншау марширт!
@
Как все начиналось еще до пса Савелия, то есть в 2010 году?
Не слишком заметно для себя, но превратился я в содержателя веселого зверинца. Что меня тревожит.
Это Дарреллу было хорошо и весело в своем зоопарке. Писатель Даррелл, судя по всему, крепко зашибал. Можно сказать, бухал с двух рук. А алкоголики гораздо чаще, чем непьющие люди, обожают всяческое зверье.
Конечно, если бы я пил, как Даррелл, я бы тоже ликовал по случаю прибавления в вольерах. Выбегал бы к новорожденным носорогам, прижимая к груди беременную крысу. Путано объяснялся бы с павианами, усевшись на закате рядом с их вожаком и приобняв его братски за плечи. Любовался бы видами верхом на жирафе. Тряся натуральностью своей, прыгал бы с белками-летягами по деревьям. Дрался бы у кормушки за кусок соли с архарами. Размахивая бутылкой, носился бы наперегонки с гепардами. Иными словами, был бы настоящим натуралистом.
Но натуралист из меня не выходит.
Вот есть у меня кот. Официальной его хозяйкой считается домоправительница Татьяна, но живет этот кот исключительно со мной. Уже лет восемь.
Кот чрезвычайно стар. Если бы для таких пожилых котов делали корма, то назвать их следовало бы "Вискас. Со святыми упокой! Корм для соборования и отпевания".
Раньше этот кот был очень боевитый. Известный в нашей загородной аркадии душегуб и сластолюбец. Воплощал в себе, иначе говоря, все женские чаяния. Был собран, деловит. Регулярно душил крыс.
Но годы свое взяли, будем откровенны. Раньше камни струей дробил, а теперь и снег не тает.
Каждое новое утро кот встречает с искренним удивлением. Эка, думает, вон оно как; ну, тогда еще поживем. Плохо видит, плохо слышит, передвигается подагрической походкой. Линяет. Воняет. Иногда переживает приступы паники по надуманным предлогам. Вот сидит-сидит, а потом, вспукнув от охватившего ужаса, начинает суетливо прятаться под диван. Маразматик, что скажешь.
Я его люблю. Вижу в нем свою будущность.
Еще есть две собаки. Они овчарки, живут во дворе, разнузданны. Раз есть собаки, стало быть, есть у меня и щенки. Рожают мне щенков мои верные сторожихи регулярно, посменно, в строгой очередности. Так что щенков у меня довольно. Вот и сейчас есть. Передвигаются какой-то невнятной стаей, тявкают, кусают друг друга за уши, лезут везде, гадят исключительно коллективно, вдумчиво, формируя причудливые композиции.
Вдалеке есть у меня корова. Корова очень полезная. Я видел ее несколько раз. Она прекрасна. Свидания наши с коровой очень напоминают встречу Штирлица с женой. Я, может, на Штирлица не очень похож, хотя стараюсь. А вот корова и штирлицева жена просто не отличить. Постоим, помолчим, вздохнем немного виновато.
"Как дела?" молча спрашивает у меня корова.
"Да нормально все, отвечаю. В Лондон вот лечу, говорю немного расстроенно, сама-то как?"
"А, хорошо! по-девичьи неумело врет корова. Все налаживается, мастит вот вылечили, ты уж извини, что так вышло в прошлый раз..."
Моей корове я с другими коровами не изменяю. Пью только ее молоко, тем более что мастит ей вылечили.
Есть у меня попугай. Мне его подарило мое прежнее градоначальное начальство. Попугай, такое ощущение, это понимает: кто он, а кто я. Попугай молчалив, воспринимает свое бытие у меня в городской квартире как существенное понижение статуса. Похож на выжившего сталинского наркома в хрущевской опале.
Не доверяем мы друг другу, короче. Внутрипартийная борьба, сшибка мнений в толковании "Антидюринга".
Одно время попугай мой надумал рвать из себя перья и ходить голым. Типичный бухаринец. С этой напастью мы справились. Попугая можно стало показывать гостям. А то до обмороков доходило, когда попугай выскакивал из соседней комнаты голый по пояс.
Потом появился волкодав Савелий. Мне принесли его какого-то маленького и опухшего.
Маразматик, параноик и подозреваемый в детском алкоголизме стали пробовать жить у меня, известного эталона нормальности и уравновешенности.
Теперь у меня есть еще котенок. Котенка подобрали у ворот. Котенок женский. Все очень удивлялись такой женской котейной живучести. На улице минус двадцать пять. Хотя, когда котенка внесли, я бы и трех рублей на его благополучное выживание не поставил. Но обошлось. Котенок мордастый. На него все хотят посмотреть, даже щенки полезли было любопытствовать и огребли.
Теперь, стало быть, у меня и кошки будут.
Господи, Господи, обереги меня еще от опоссумов.
@
Утром проснулся от привычных ласк пса Савелия, рыщущего по этажам в поисках острых наслаждений (а с его лапами это очень непросто бегать по этажам, поверьте). Проснулся, обтер о пышную перину обслюнявленное лицо и задумался.
Чем хорош мой верный Савелий? Всем.
Во-первых, надень на него красные сапожки и жилетку в блестящую звездочку, дай ему часы с цепочкой, пенсне из проволоки скрути, рыжелую касторовую шляпу ему дай и получишь прекрасного, тонкого собеседника. Интеллигента. Не трогай его еду, не показывай ему страшную красную утю и включи в ванной свет все! Это весь райдер Савелия-собеседника! Сиди, беседуй, целуй. Надоест беседовать открой дверь и кидай мячик. Удобно.
С людьми мячик помогает не всегда.
Тут на днях ко мне заезжал мой бывший студент. Приглашал меня вступить в какое-то интеллектуальное сообщество. Я был готов от тоски и ужаса вазу в окно запустить, не то что мячик...
А было б здорово! Вазу хренак! Звон! Ваза вылетает и вдребезги об телегу! Каждый черепок ценой в пять жидовских червонцев! Окно венецийское обрушивается вослед! Я к пролому оконному халат в соусе и совсем разобран, жабо в полнейшем беспорядке, в руке канделябр, бакенбарды в стороны, дыбом и дымятся! От усов искры совершеннейшие метеоры по комнатам! Глаза со скрипом вращаются произвольно в различные стороны!
Сидор! Егорий! Выпущайте Михайлу Васильевича! Будем счас скубента на чепь засаживать в яме! В рекруты его! На персиянскую войну! К графу Паскевичу под абажур! Туда прям его! Засунем, подержим!..
И вон уже Сидор да Егорий с присными из подвала выматывают воротом медведя. Уже в далеком уездном присутствии встрепенулся бодрый капитан-исправник, повинуясь чутью на скорую христианскую муку...
А студентик только сидеть может окаменело с ртом разинутым. Тут тебе, милый, не Москва, тут или жри, или умри!
И не спорь с гостеприимным хозяином про французскую любовь с политикой. Ничего, отслужишь свои двадцать пять годков и пять лет в запасе в крепости отсидишь, вернешься бравым унтером об одной ноге, с рассказами, с семнадцатью ранениями и пулею в усохшей от жары голове. Устрою тебя, не брошу в бурьяне помирать. Станешь, к примеру говоря... да хоть бы и сторожем при бахче станешь, политолог. Трубочку кури в шалашике да кавуны карауль, лысину обтирая фуражечкой. Хорошо, верно?! Не рыдай! Возьми пятачок, не побрезгуй принять в буфете, на станции... Все у тебя еще получится!
Как понимаете, с Савелием все гораздо проще. Мячик Савелий мячик Савелий мячик... И так часами можно.
Во-вторых, пес мой любит, когда я пою и играю на музыкальных инструментах. В эти минуты он прибегает с чем-то нужным в зубах и слушает. Отбегает на секунду, что-то еще притащит и снова слушает, упершись башкой в ножку стула. В эти мгновения он на моего бывшего тестя похож. Так и сидим вечерами. Крыса из поролона, два мячика-сиротки, кость из крепкого желатина, эстет Савелий, я.
И Гайдн, в общем, с нами.
В-третьих, Савелий не выносит посторонних в доме. Мечется меж мной и зашедшими, лает визгливенько: "Мы их, бать, давай сейчас прям рвать начнем на клочки! Ладно, хорошо, да, да, да?! Я прям счас вон ту буду кусить, противную, с зубами страшными белыми! Ты видел, бать, видел, какие у нее зубищи здоровенные?! Как у лосихи! Давай ей утю нашу покажи! Ну, ту, да! Страшенную утю, ту, которая тогда, страшенную! Не боится, смотри-ка! Скалится еще, конченая! А я ее кусить все равно буду, люблю тебя потому как, нету сил как я тебя обожаю, люблю, люблю, охраняю! А ты вон того куси, здорового, в носках, да, да, да! Бать, ты первый давай, да?! Гаси того, я эту буду рвать тут прям, да, да, да! Зубами рвать!"
@
Штука эта называется ЛУМ (легкая увлекательная манера), название пустил в народ кагбэ ТМ Пукслер, так пишет и он сам (про себя), и Донцова, тысячи их, даже я так могу (но не пишу именно по причине отсутствия идей), отлично умеет это делать Горький Лук, а Слава Сэ таки достиг в этом деле совершенства, даже книженцию издал на волне популярности.
Проблема, однако, в том, что истории здесь яйца выед(б)енного не стоят, просто набор красиво расставленных слов ни о чем, а изобилие ЛУМа режет глаз уже через несколько абзацев, поэтому такие авторы обычно пишут рассказики, их и придумывать проще и читать легче, а то от целой книги в таком стиле и поплохеть можно, как после высеров мy9ераццы. Я не знаю, кто автор, но он явно непрофессионал, потому как со временем приходит понимание, что мысль важнее витиеватости изложения и изобилия определений, Михал Михалыч это практически всегда знал, для многих этот момент, похоже, так и не наступил.
не знаю, пока не наелась. у него есть важное, кмк, чего нет у Славы Сэ. легко и с удовольствием смеётся над собой.
Это танго.
Это импровизация. Говорю со всей ответственностью как человек, достигший самых высот танцевального дна, постучавший оттуда и могущий станцевать в одно время телефонный справочник. Ну, любитель, короче.
Это уже потом отвалился позвоночник, потом вместо операции беременность, потом пелёнки и горшки и двадцать лишних килограмм.
Импровизация - это высший пилотаж, высший.
Они прекрасны и я плачу. Ггг)))
Я обещала рассказать свою историю про кошек - ту самую историю, которая если и не превратила мою жизнь в сплошной праздник, то облегчила понимание кое-каких заглавных вещей - что не мало. Наверное, у меня будет получаться длинно - прошу прощения. И еще: я некоторым из вас рассказывала первую часть и где-то писала о ней в комментах, так что это не дежа вю у вас, а вы действительно это уже читалислышали.
Первая часть - про Кири и Минцу. "Помнится, долго не могла открыть входную дверь: какая-то тварь натолкала в замочную скважину спичек. На руках у меня сидели две привезенные с собой трехмесячные кошки, на плечах невыносимо болела голова с напрочь заложенными ушами, а за плечами болтались увольнение из пароходства, межреспубликанский обмен наследственной квартиры и рюкзак с колечком колбасы" - это цитата из Чемоданного романа, а Кири и Минца - это прототипы тех самых трехмесячных кошек, и вся эта история началась в феврале 92-го года. Тогда еще не требовали ветсправок, чтобы притаранить зверя на борт самолета. Да хоть двух зверей. У меня нет фотографий Кири и Минцы, у меня вообще нет фотографий из 90-х - потому что зимой 2000 сгорел мой дом, и фотографии - это последнее, о чем я жалела. Но я помню их лица, как фотоаппарат-Полароид: немножко ярче, чем достаточно. Кошки-черепашки. Очленнной красы и грации Минца, одетая более контрастно, и толстоватый медвежонок Кири - круглая голова, круглое лицо, круглые глаза, вписанное в укороченный цилиндр туловище практически равномерного бурого окраса.
Из той квартиры мы с кошками переехали через полтора года. Еще через год пропала Минца - она ходила на улицу через форточку, и однажды просто не вернулась. Я искала ее по всему Эгершельду, но не нашла ни живой, ни мертвой. С Кири мы поменяли квартиру на дом и прожили вместе до августа 99-го. Все эти годы она была моим лучшим другом, невероятно чутким и преданным. У меня больше никогда не было близких друзей, настолько же лишенных чувства юмора, как Кири - которой это самое ч. ю. было как кобыле пятая нога, потому что невозможно себе представить уссыкающегося Будду - а Кири была натуральным продвинутым буддистом, и еще эзотериком она была - хз, как это в ней совмещалось, но у нее был доступ к закрытым сведениям - например, она могла спокойно подойти к Мару (мать Банцена, суровая японка), когда та жрёт, отодвинуть собачью морду собственной круглой башкой и спокойно точить из собачьей миски сухой корм. Мару (японский мастиф, бойцовая порода, 60 кг мышц) её побаивалась и уважала страшно. Ну или вот еще: две зимы подряд я возвращалась к себе за город последним троллейбусом, который, однако, ходил совершенно не по расписанию, а просто по факту был последним. И мне нужно было с конечной остановки пройти через лес - короткой тропой если, то метров 400. И Кири всегда знала, что мой последний троллейбус пришел - и неслась мне навстречу по сугробам, еще больше спрямляя тропу. Она в итоге становилась вполне годной для ходьбы, эта Кирина тропа, сливаясь с основной примерно в 20-30 метрах от дороги: Кири встречала меня в самом начале леса, с разбегу сигала ко мне на плечо и ехала домой на мне.
У нас с ней было очень много историй, во всех трёх жилищах, в которых мы с ней успели пожить вместе. Это совсем уж долго рассказывать. Да и не надо, в общем.
Её у меня не стало в августе 99-го. Накануне у нее родился мертвый котенок, я ночь просидела с Кири, мы с ней вместе утром его похоронили, после чего Кири ткнулась лбом мне в запястье, развернулась и ушла в лес. Я побежала следом и её не нашла. И, в общем-то, знала, что бесполезно искать, но искала, конечно. Мы вместе с Мару искали - до вечера, и на следующий день тоже.
И я тогда поломалась очень сильно. Забила на работу, только собак кормила, и всё. А остальное время, круглые сутки практически, я выла. Два месяца это было моим единственным занятием. Иду- вою, сяду - вою, ложусь мордой к стене - вою. Представляю, как я бедную Кири своим воем достала, если она однажды взяла и пришла со своих небес - цок-цок когтями по полу, она никогда когти в пальцы до конца не втягивала, ходила как электрик. Когда она пришла, я как раз выла, лёжа мордой к стене. Кири процокала через мою комнату от двери до дивана, запрыгнула и улеглась, как она обычно это делала - привалившись к пояснице. И замурчала. Она очень громко всегда мурчала. И так мы с ней лежали минут пять: я, перестав выть, и она, не переставая мурчать. И я очень четко откуда-то знала, что нельзя оборачиваться и ее трогать, и смотреть нельзя тоже. У меня есть объяснение, почему, но я не хочу разжевывать очевидные вещи про соляной столб - только не я бы в него превратилась, а Кири стала бы ничем. Все-таки, видимо, это очень тонкая и уязвимая форма жизни, когда, будучи уже на небесах, приходится принимать нормальный вид и идти по делам в земной мир. Она пришла сообщить мне, что с ней всё ок. И чтоб я прекратила париться на её счёт. И что смерть хотя и есть, но совсем не такая и не для того, чтобы выть. И я взяла и протянула руку себе за спину.
Кири не исчезла в мгновение ока - она спрыгнула с дивана на долю секунды раньше, чем я ее коснулась. И поцокала к двери. У меня хватило ума и сил не обернуться и не посмотреть.
И с того момента я больше не выла.
Какую длинную телегу я загнала. Но уже близко до финиша.
Со временем, мне кажется, я поняла, почему некоторые отцы церкви (отцы церквей разных христианских направлений, я бы сказала) не очень одобряют, когда человек и животные живут под одной крышей. Мне кажется, это из-за того, что человек, у которого перед глазами проходит, например, кошкина жизнь от и до, получает те сведения о бессмертии, которые должны ему даваться верой, а не знанием. Человек, у которого постоянно живут животные, приобретает самые ценные понимания как бы с заднего крыльца, когда все остальные, как порядочные, стоят в очереди у парадного. Но и платит за это, конечно. Переплачивая втридорога, если не больше (ну и хватит об этом).
Потом, после того случая, у меня еще было много веселого. В пожаре погибли Мару и Банно - мать и брат Банцена, две кошки - Сандра и Шеба, мои подобрашки помойные - я двоих бездомных котят притащила в дом после визита Кири, на их погибель. Этот пожар хорошо так по мне проехал, но я, как нормальная железная леди, работала как лошадь. Надо было на жилье зарабатывать.
Свидание с Кири своё дело сделало.
А примерно года 4 назад я вдруг стала часто ее вспоминать (хотя не забывала я о ней никогда) и думать одну неприятную вещь. Что если, - думала я, - Кири пришла спасать меня от окончательной поломки ценой своей жизни? - я имею в виду ту ее жизнь, которая была потом, после смерти. Что если она тогда материализовалась, истратив на это дело всё, что у неё было? Вдруг она не смогла восстановиться?
И было мне очень паршиво о такой вероятности думать. До такой степени, что я попросила у Небесей дать мне знак, что всё ок. Только такой, понятный знак. Очевидный. Однозначный знак.
И тогда Дима и Алена берут и вывешивают фотографии котят, которые родились у их кошки. Среди них две черепашки. Я смотрю на фотографию маленьких Кири и Минцы и немного офигеваю, но как-то действительно немного, не до конца. Мы с Ветеринаром забираем обеих.
Ниндзя - дословный привет от Кири - прожила год или два? - я что-то усомнилась сейчас в сроках. Очень мало.
Марфа, точное повторение Минцы, пережила сестру на год, заболев ровно в годовщину Ниндзиной смерти. Два дня тому назад мы ее похоронили под елкой.
У меня есть еще пара-тройка-пятерка фактов, но я их придержу.
Напоследок о том, почему не надо выть. Если всё, что я рассказала выше, было в пользу бедных, то просто прошу поверить на слово: горе по ушедшим деструктивно, оно плохо сказывается на тех, кто ушел, и плохо сказывается на вас. Второе и самое важное - мы все умрем, но никто из нас не умрет. Наших зверей это касается в той же степени. Самоубиваться по поводу смерти драгоценных наших котов и собак (и людей, кстати, но мы договорились, что речь о животных) и нельзя, и нет смысла.
Как же не убиваться, когда оно само?
А оно не само. Это мы делаем. Очень доступный способ не делать - существует. Там, конечно, присутствует некий волевой момент, но не запредельных усилий он требует. Вот он: гоните прочь с глаз, из головы, от себя - детальные воспоминания о последних часах и минутах ваших любимых котов и собак. Не реставрируйте горе, вы его уже пережили, не надо переживать его вновь и вновь. Наступите своим мозгам на горло, когда они предложат вам еще раз поразглядывать картинку, на которой вы закрываете кому-то любимому глаза. Не призывайте вину. Уже всё прошло - уже никому не больно, уже все хорошо, а было бы еще лучше, если бы не поводок и не строгий ошейник. Это ваше горькое горе - вы держите его за один конец, а на другом болтается тот, кого вы любили. Вот ради него - возьмите и отпустите. Он, собственно, для этого и жил.
@
Возможно, я же не сказал, что это плохо, графомания и бестолковщина здесь это не пейоративы (богатое слово, не благодарите), в 16-18 лет я сам читал бы с восторгом такие рассказики, просто со временем ищешь в литературе то, что не можешь сам. Та же история с Макс Фраем, он поначалу захватывает, опять же, легкое чтиво, но быстро надоедает (и в гавно она быстро скатилась), потому что за симпатичной формой скрывается слабоватое содержание и идейная бедность, и именно так я и сам буду писать, если денег дадут. Поэтому со временем интересуют другие вещи, иного уровня.
ПРО "ПИ*ДЕЦ"
В юности в моем характере доминировали две отрицательные черты.
Все началось еще в детстве.
Первая нетерпеливость.
Матушка вспоминает, как в детском саду я умудрялся бежать впереди хоровода. Я с усилием тянул за собой предыдущих и толкал последующих, так что все закачивалось коллективным падением на пол. Я вечно куда-то спешил. Куда можно спешить в хороводе, в целом неясно.
Вторая уныние.
Я легко падал духом. Даже не падал обрушивался. Матушка вспоминает, как я открывал свои первые подарки на день рожденья. Я открывал их с таким лицом, словно мне подарили гильотину. То есть я унывал даже от радости, подобно ослику Иа-Иа в его грустный праздник.
И в юности, наконец, эти две отрицательные черты во мне благополучно поженились.
Психологически это стало выражаться в том, что на все события, на любые визиты мира внешнего ко мне в мир внутренний я реагировал односложно: торопливо говорил про себя "пи*дец" и моментально падал духом.
Мое восприятие реальности напоминало первый публичный показ фильма братьев Люмьер "Прибытие поезда", когда аудитория падала в обморок от несуществующего паровоза.
Зимой я бормотал про себя "пи*дец я замерзну", летом "пи*дец я обгорю".
При знакомстве с мальчиками я говорил "пи*дец - мальчик", при знакомстве с девочками "пи*дец - девочка".
Я был как советский автомат с газированной водой, только вместо воды я выдавал стресс. В меня достаточно было закинуть копеечку и я наливал целый стакан. А если три копеечки то еще и с сиропом.
В те годы я упустил много прекрасных возможностей, потому что окружающие видели этот перманентный непрекращающийся "пи*дец" на моем лице в качестве первой быстрой реакции и, в конце концов, не воспринимали меня всерьез.
Все это тянулось до второго курса Университета, когда случай открыл мне глаза на самого себя.
На втором курсе мы впервые писали курсовые работы по итогам года. Я работал над темой по античной философии. В то лихое время безинтернетья (начало 90-х) всю необходимую научную литературу можно было найти только в одном месте в читальных залах больших библиотек.
И мне была до зарезу нужна одна книжка. В нашей университетской библиотеке ее не нашлось. Я сунулся в несколько других безрезультатно.
Умные люди посоветовали мне поискать эту книжку в "Иностранке". Они утверждали, что там она точно должна быть.
Я устремился туда. Это был вопрос жизни и смерти, поэтому что без той книжки я не смог бы раскрыть тему курсовой.
И вот удача: в каталоге "Иностранки" раритет значился! Дрожащими пальцами я выписал все данные с карточки и побежал на выдачу. (Прощу прощения, если искажу фактуру, дело было давно, всех деталей процесса не упомню). На стойке меня встретила статная седая дама в очках. Я протянул ей бумажку. Она кивнула и ушла в недра. Через некоторое время библиотекарь вернулась к стойке и, перебирая перед собой какие-то бумажки и не глядя на меня, сказала "Извините, книга на руках".
В моей голове мгновенно промелькнула картинка, как я вылетаю со второго курса Университета и иду в армию.
И я сказал "пи*дец".
Впервые в жизни не про себя. Вслух. Громко.
Статная седая дама в очках посмотрела на меня.
Часть читального зала Всероссийской государственной библиотеки иностранной литературы имени М. И. Рудомино, ближайшая к стойке выдачи, подняла от книг головы, многие убеленные сединами, как при ядерном взрыве. В каком-то смысле, в масштабе библиотеки, это и был ядерный взрыв.
Я судорожно перебирал в голове варианты спасения ситуации, вспоминая имена античных философов на букву П, которыми можно было замаскировать мое высказывание, мол, вы не так меня поняли. Но Парменид, Платон, Плотин, Плутарх и даже Пифагор были очень далеки по звучанию от слова "пи*дец".
Мне оставалось только стоять и неинтеллигентно потеть.
"Абсолютно с вами согласна", - внезапно ответила статная седая дама в очках.
Я сглотнул слюну.
"Я неоднократно просила руководство заказать дополнительные экземпляры этой книги".
Пока я соображал, что же это, люди добрые, такое делается, позади меня кто-то вежливо кашлянул.
Я обернулся.
У меня за спиной стоял пожилой мужчина с седой бородой, в очках в роговой оправе, сияюще-интеллиегентный. Скорее всего, это был профессор. Возможно, даже академик.
Я не сомневался, что сейчас он вызовет меня на дуэль.
"Простите, молодой человек, что вмешиваюсь", - начал он.
Нет, подумал я про себя в своем классически нетерпеливом стиле, он меня сразу на месте пристрелит, без всякой дуэли. Как бешеную собаку.
"Я абсолютно разделяю Ваши чувства, - столь же неожиданно, как и библиотекарь, продолжил профессор академик, - со мной также неоднократно случались подобные казусы. Если Вы позволите, в качестве альтернативы я мог бы порекомендовать Вам вот этого автора..."
И профессор академик написал мне имя на бумажке каллиграфическим почерком.
И я вдруг понял, что окружающие меня люди живее, чем я думал. И вовсе они не тени на белом полотнище в кинозале на первом сеансе фильма братьев Люмьер.
Я понял, что их "пи*дец" не так уж сильно отличается от моего "пи*деца".
Так что после того случая я остался достаточно нетерпеливым. Я по-прежнему порой бежал впереди хоровода.
Зато я стал гораздо менее унылым. Я научился приправлять черствую горбушку уныния домашним вареньем оптимизма. Рецепт прост: толстый-толстый слой варенья оптимизма на горбушку уныния, в пропорции 10 к 1, так чтобы по краям стекало и потом еще пришлось бы облизывать пальцы.
Я стал менее унылым, потому что после того эпизода понял: поскольку "пи*децы" у людей похожи, во многих случаях найдется тот, кто придет на помощь, припомнив себя такого же.
@
Тук-тук-тук! Кто в домике живет? Наверное, мышка-норушка, как всегда... Ну там еще зайчик-побегайчик, лисичка-сестричка... А вас тама, похоже, нет!
Почему? Да потому что на Мейби нужно сначала зарегистрироваться, а потом подать заявку на прописку в ДоМиКе.