Непокорные
Как Виссарионыч с Алоизычем сидели
➜ главная Домика
Вы не залогинились! Ваш статус в этом ДоМиКе - гость.
В домике онлайн: 0, замечено за сутки: 2
вернуться на 115 стр. списка тем
- Вот что, геноссе, - внезапно сказал Адольф Алоизович бодрым девичьим тоном. - Нет ли у вас чего-нибудь вегетарианского?
- Вегетарианского не держим-с, - ответил официант. - Разве что чахохбили, можете оттуда лук повыбирать.
Адольф Алоизович обречённо вздохнул.
- Я такого начитался, что мне уже плохо, - сказал он. - Ты же просто пипец что такое. Ты принял Россию с сохой, а оставил с атомной бомбой: и все типа Черчилля цитируют, хотя это нифига не Черчилль сказал, а Исаак Дойчер. При тебе СССР было богатым, рожь колосилась, магазины были завалены чёрной икрой и свиной шейкой. В лагерях сидели сугубо полицаи и воры, а про репрессии придумали тонконогие либералы, враги Отечества: не было вообще никаких репрессий. Войну со мной ты выиграл так - один красноармеец каждым выстрелом убивал сто солдат вермахта, и ваша армия неспешно дошла до Берлина.
Адольф Алоизович начал ковырять лух в чахохбили.
- Генацвале, а я что-то другое читаю, - сказал Иосиф Виссарионович, глотнув "Хванчкары". - Что людей-то в СССР не осталось, ибо при мне расстреливали всех, начиная с младенчества. Что войну страна не выиграла, а завалила тебя трупами, а ты из-под них не выбрался, как раджа из-под черепков в "Золотой антилопе". Воевали на фронте только из-за заградотрядов, а то бы уже разбежались давно. Официально в 1937-1938 гг. расстреляли 681 000 человек. Это дофуя много, но либералы с умным видом ссылаются на Солженицына, и пишут про 60 миллионов. Ибо вообще мы с тобой одинаковы, а ты ничем не хуже меня, а иногда можно сказать, что и лучше.
Адольф Алоизович подавился чахохбили.
- Но ты же не ариец...- произнёс он. - Как тебя со мной-то вообще можно равнять? Ты дикий азиат и большевик. А я прекрасное грациозное существо. Эвон при мне и программа была Т-4, чтобы уничтожать всех душевнобольных, и евреев и цыган я уничтожал поголовно, от стариков до младенцев, и народу всего за 4 года столько сжег в печах и задушил в газовых камерах, что ты щенок предо мной бесхвостый. Ты, конечно, хрен моржовый. Но до меня тебе, мальчик, плыть и плыть.
- А в Интернете никого это не волнует, - принялся за сациви Иосиф Виссарионович. - Щас время такое. Историю знают только ботаны и дрочеры в очках. Остальным достаточно глянуть член знает какой перепост, и они уже типа монографию прочли, а пройти по ссылке в Википедии и вовсе приравнивается к высшему образованию. Правда в нафиг никому не нужна. Одна публика дрочит на клише, что я спаситель Отечества со свиной шейкой и эффективный менеджер, а другая - что я граф Дракула. И историческое соответствие их не волнует. Время такое, знаешь ли.
- О да, - вкусил "боржоми" Адольф Алоизович. - Но мне нравится. Хорошее время. Про меня уже везде говорят, что я был культурный человек. Мои солдаты кормили детей мороженым, строили больницы и школы. И вообще, все пили бы баварское, а не вот это вот всё. Пройдёт ещё лет сто, меня как борца с большевизмом будут награждать, и памятники открывать. А я так люблю памятники.
Иосиф Виссарионович с грузинским темпераментом хватил бутылку "Хванчкары" о край стола, и сделал "розочку". Адольф Алоизович, оценив ситуацию, полез под стол.
Официант в панике звонил в полицию.
(с) Zотов
Ося, родной, далекий друг! Милый мой, нет слов для этого письма, которое ты, может, никогда не прочтешь. Я пишу его в пространство. Может, ты вернешься, а меня уже не будет. Тогда это будет последняя память.
Осюша - наша детская с тобой жизнь - какое это было счастье. Наши ссоры, наши перебранки, наши игры и наша любовь. Теперь я даже на небо не смотрю. Кому показать, если увижу тучу?
Ты помнишь, как мы притаскивали в наши бедные бродячие дома-кибитки наши нищенские пиры? Помнишь, как хорош хлеб, когда он достался чудом и его едят вдвоем? И последняя зима в Воронеже. Наша счастливая нищета и стихи. Я помню, мы шли из бани, купив не то яйца, не то сосиски. Ехал воз с сеном. Было еще холодно, и я мерзла в своей куртке (так ли нам предстоит мерзнуть: я знаю, как тебе холодно). И я запомнила этот день: я ясно до боли поняла, что эта зима, эти дни, эти беды - это лучшее и последнее счастье, которое выпало на нашу долю.
Каждая мысль о тебе. Каждая слеза и каждая улыбка - тебе. Я благословляю каждый день и каждый час нашей горькой жизни, мой друг, мой спутник, мой милый слепой поводырь... Мы как слепые щенята тыкались друг в друга, и нам было хорошо. И твоя бедная горячешная голова и все безумие, с которым мы прожигали наши дни. Какое это было счастье - и как мы всегда знали, что именно это счастье.
Жизнь долга. Как долго и трудно погибать одному - одной. Для нас ли неразлучных - эта участь? Мы ли - щенята, дети, - ты ли - ангел - ее заслужил? И дальше идет все. Я не знаю ничего. Но я знаю все, и каждый день твой и час, как в бреду, - мне очевиден и ясен.
Ты приходил ко мне каждую ночь во сне, и я все спрашивала, что случилось, и ты не отвечал.
Последний сон: я покупаю в грязном буфете грязной гостиницы какую-то еду. Со мной были какие-то совсем чужие люди, и, купив, я поняла, что не знаю, куда нести все это добро, потому что не знаю, где ты.
Проснувшись, сказала Шуре: Ося умер. Не знаю, жив ли ты, но с того дня я потеряла твой след. Не знаю, где ты. Услышишь ли ты меня? Знаешь ли, как люблю? Я не успела тебе сказать, как я тебя люблю. Я не умею сказать и сейчас. Я только говорю: тебе, тебе... Ты всегда со мной, и я - дикая и злая, которая никогда не умела просто заплакать, - я плачу, я плачу, я плачу.
Это я - Надя. Где ты? Прощай.
Надя. 22 октября, 1938 г.
27 декабря 1938 года, не дожив совсем немного до своего 48-летия, Осип Мандельштам скончался в пересыльном лагере.
Тук-тук-тук! Кто в домике живет? Наверное, мышка-норушка, как всегда... Ну там еще зайчик-побегайчик, лисичка-сестричка... А вас тама, похоже, нет!
Почему? Да потому что на Мейби нужно сначала зарегистрироваться, а потом подать заявку на прописку в ДоМиКе.