Шутишь, Люленька?

вернуться на 15 стр. списка историй

Сейчас я уже могу говорить об этом спокойно, ведь прошло больше 10 лет... Я и Юрка тогда учились в Гнесинке. Юрка всегда дарил что-нибудь интересное: то цветочек в горшочке, говоря, что не хочет срывать такую красоту, а хочет, чтобы он рос у меня и напоминал о нем, то детский шарик, мы вместе надували его и отпускали в небо. Шарик застревал на деревьях, а мы, как дети, пытались его достать и радовались своей молодости. Часто ходили в гости. Во времена тотального дефицита и карточной системы, мы находили шампанское и пили его все вместе с бутербродами с колбасой, за которой до этого отстаивали огромные очереди.

Тогда, зимой в начале девяностых, мы часто ездили на электричках на дачу и обратно, поздно возвращались домой по заснеженной долужковской темной Москве. Мокрый снег чавкал под старыми сапогами, разбитые фонари не горели, и можно было долго целоваться, не привлекая к себе внимания одиноких прохожих.

Юрка был неутомимый весельчак, вечно устраивал сюрпризы и фокусы. Мог достать все что угодно, у него везде были знакомые; всегда старался помочь другим, пользуясь своими связями, ведь тем самым он оказывался в центре внимания и становился "нужным", чего он и добивался всеми силами. Естественно, вокруг него было много людей, и девчонки стаями вились, но Юрка выбрал меня. Мне было придумано имя - "Люленька", так как наши имена отличались только одной средней буквой: Юлия и Юрий.

В то время, на заре девяностых, для многих привычный мир рушился. Если в семнадцатом правление государства доверялось кухаркам, то теперь спекулянты захватили власть. Кооперативы росли и множились, бандитизм и рэкет процветал, шли волны сокращений. Врачи, педагоги и инженеры оставались без работы, зато предприимчивые рыночные торговцы и фарцовщики завоевывали обшарпанную, грязную Москву китайскими пуховиками и ангорскими кофтами.

Юрка подвязался несколько раз в неделю, по вечерам, играть на пианино в одном из небольших ресторанов перед бывшими партийными работниками и теми, кого потом стали называть "новыми русскими". А когда у него были выходные, мы ездили на дачу, где, несмотря на холод, страстно любили друг друга. Транспорт ходил плохо, и иногда Юрка провожал меня почти до утра. А дома мама не ложилась спать в ожидании меня, боясь разгула бандитизма того времени.

Это продолжалось ровно год. А потом я обнаружила, что беременна. В принципе, это было нормально, учитывая качество китайских контрацептивов, имеющихся в продаже в то время.

Юрка был в шоке: "Люленька, ну ты что, не понимаешь, не рожают в такое время! Как мы будем жить? Жить-то ведь даже негде! У вас с мамой однокомнатная, что нам, за ширмой прятаться прикажешь? Или хочешь со мной в коммуналке помучиться? А мне сейчас и работать негде. Музыканты нигде не нужны, из ресторана меня того и гляди выгонят: у народа нет денег. На аборт я, допустим, деньги найду, но вот на ребенка точно уж нет. Люленька, ну, ты сама посмотри, никто сейчас не рожает!" Это было верно: и на улицах беременных не было, и денег у нас не было, да и жить было негде.

Когда я возвращалась домой из больницы, то вся тряслась от рыданий. Я заперлась в ванной комнате: слезы текли ручьем, появилась кровь. То ли от нервов, то ли из-за плохо сделанного аборта, температура поднялась до сорока. Мама вызвала скорую, и меня в температурном бреду увезли в больницу. Народу в ней было много, зато лекарств не было вообще.
Юрка навещал меня постоянно, доставая импортные дорогущие антибиотики. Я пролежала в больнице около месяца, а вышла совсем другим человеком. Врачи сказали, что у меня больше не будет детей. Юрку видеть я не могла, он был мне противен, да и он, понимая, что сделал со мной, не особо горел желанием встречи. Так мы и расстались, и, изредка встречаясь в институте, только кивали друг другу головой в знак приветствия.

А через полтора года в моей жизни появился Макс. Из семьи инженеров, оставшихся без работы, Макс организовал сначала свой кооператив, затем, когда его бизнес начал расцветать, фирму по торговле продуктами питания. Мы поженились, он долго упрашивал меня, говорил, что и не хочет детей, ему нужна только я. Но оказалось, что врачи были не правы, я забеременела сразу после свадьбы, и как в сказке, через девять месяцев родился мой Юрочка.

Теперь, в сытые двухтысячные путинского правления, беременных женщин - просто множество. По паркам гуляют мамаши с детьми в рюкзачках "а ля кенгуру" и бабушки с колясками, из которых выглядывают улыбающиеся или спящие малыши. То, что детские сады переполнены, я знаю по собственному опыту. Да и моя жизнь очень изменилась: стала более стабильной и какой-то немного чужой, зато полностью расписанной и подчиненной, наполненной смыслом - самым близким существом - Юрочкой.

Но, несмотря на появившегося в моей жизни Макса, я не могла забыть Юру. Я позвонила ему накануне свадьбы. Если бы он позвал, незамедлительно бы бросила все и побежала. Но его голос в трубке равнодушно промычал: "Привет, Люленька! Вот так сюрприз! Нет, сегодня не могу, но послезавтра можно будет встретиться..." От его низкого баритона защекотало в груди. Я процитировала: "А послезавтра я буду другому отдана, и буду век ему верна..." "Шутишь, Люленька?", - мне не забыть его удивленный, немного встревоженный голос. "Вовсе нет", - я положила трубку, чтобы навсегда вычеркнуть из жизни несколько страниц, посвященных только ему.

Обсуждение на форуме

Хотите поделиться своей житейской историей и, возможно, заработать 100+ фишек?