"Апокрифы", стр. 136 из 895
(неотредактированные истории)

Следом идут сомнения - а туда ли я попал и зачем всё это мне. К тому же в те времена у многих представительниц прекрасного пола бытовало извращённое мнение, что настоящий парень должен хлебнуть шилом армейской патоки. Так что, сдав зимнюю сессию, я вполне дозрел до первого большого жизненного зигзага - пришёл в деканат с заявлением об отчислении в связи с намерением.. Как это было воспринято и что в связи с этим творилось, пока умолчу. Единственное в чём меня убедил декан - закончить всё-таки курс, а уж потом валить хоть в золотари.

В общем, студенческая жизнь ещё тянулась и для пущего разнообразия, уж не помню по какому поводу, поспорил с однокурсниками, что не слабо мне постричься наголо. Это сейчас мелькание бритых голов стало привычной деталью пейзажей, а в те поры такая редкая причёска вызывала либо жалость - армейский салабон, либо брезгливую опаску - "зэк". Тем не менее, спор есть спор, и моя шевелюра прощально махнула локонами.

На следующий день, смущённый, но гордый пробираюсь на занятия. От переживаний по поводу утраты чуть не опоздал, влетел в аудиторию по звонку под самым носом преподавателя. На любимый задний ряд пробираться уже некогда и пришлось оседать в первом. Однокурсники не успели восхититься сиянием моего черепа - началась лекция. Как на грех это была математика. К моим любимым она никогда не относилась, а тут ещё и препод попался колоритный. Для нас он был либо "Минорским", либо "Самоваром". "Минорский" - по автору его любимого задачника и настроению, которое он на нас навевал, ну а "Самовар" - по внешности. Фигура была под стать сему чайному прибору, а голова смахивала на стоящий вверху заварочник - круглая и лысая до блеска.

Итак, идёт лекция, "Самовар" то исписывает доску формулами, то пытается объяснить нам их значение. Всё бы ничего, но была у него милейшая привычка, облокотившись о кафедру нежно оглаживать свою лысую голову. А тут и я свою зябнущую безволосую потираю. И надо же было, что в какой-то момент наши потирания-поглаживания совпали по фазе. Восторг курса передать невозможно. Хохотать на полную постеснялись, но хрюков, взвизгов и сползаний под столы случилось предостаточно. Мы с "Самоваром" в этот момент пялились друг на друга. Отдаю ему должное - оторвав руку от головы он спокойно закончил лекцию и величаво покинул аудиторию.

Пришла пора сдавать летнюю сессию. Сдавал как-то отрешённо, поскольку в военкомате уже побывал, медкомиссию прошёл и на окружающих посматривал как на оставшихся на перроне родственников. Математика шла последним экзаменом. За два месяца волосы отросли и к "Самовару" я вошёл спокойно.

Первый раз. Через три дня опять вошёл. Ещё через три дня. Ещё. Ещё.. Он меня не слушал, не воспринимал. Кротким голосом оповещал что я абсолютно не готов и предлагал попробовать в следующий раз. И только на седьмой раз, когда в опустевшем институте шуршали только уборщицы, а я чуть не валяясь у него в ногах молил не губить без пяти минут солдата, "Самовар" небрежно черкнул в моей зачётке заветных три балла.

Прошло три года. Армия и завод воодушевили меня на продолжение высшего образования. Восстановился в родном институте на второй курс и на первой же лекции по математике тихо ошалел - опять "Самовар"-"Минорский". Но трезво рассудив, что за три года бесконечная череда меняющихся олухов выбила из его предпенсионной головы мой светлый образ, спокойно жил и учился. Незаметно навалилась сессия. Поскольку учиться старался уже по-хорошему, экзамены сдавал спокойно и всегда старался попасть одним из первых - чего в коридоре лишний мандраж разводить. Так же пошёл и на математику. Подготовившись выхожу отвечать. И вот тут-то на себе прочувствовал что выражения "гром среди ясного неба", "пыльным мешком по голове" и т. п. не художественные метафоры, а самая настоящая реальность.

Милейший Александр Иванович, который "Самовар", даже не взглянув на мою зачётку первым же вопросом привёл меня почти в полную бессознательность. Он вспомнил не только мою фамилию и имя, но даже номер моей прошлой группы и поинтересовался с какой стати я к нему припёрся опять. Собрав то что от меня ещё оставалось в горсточку, я пролепетал что-то о службе, о любви к наукам... Услыхав про армию "Самовар" встрепенулся, задвинул мою зачётку в ворох билетов и стал заинтересованно расспрашивать о солдатском житье-бытье. Когда он услыхал в каких войсках я служил и в какой учебке из меня полгода делали человека, интерес его возрос куда круче, чем в геометрической прогрессии.

В общем, минут через пятьдесят мы вспомнили про экзамен и "Самовар" с какой-то стеснительностью мне сообщил, что четвёрку я уже заслужил, а если я возьму ещё какой-нибудь интегральчик, то он с чистой душой поставит пять. На что я благосклонно ответил, что мне и четыре нравится и не извольте, мол, беспокоиться.

Выйдя в коридор я никак не мог впилить, что же только что происходило и у обоих ли слетела крыша или у кого-то одного. И у кого всё-таки? На моё счастье подошёл наш куратор. Он-то и привёл меня в чувство. Оказалось, что единственный и поздний сынок нашего "Самовара" вылетел из института и загремел в армию. В те же войска! В ту же учебку!!! Потому и принял меня Александр Иванович опять близко к сердцу, но уже в другой тональности.