Хозяйка дневника: Ладушка
Дата создания поста: 4 октября 2012, 19:13
Говорите... говорите... говорите!
Обычно комплимента всегда достаточно для начала разговора с девушкой. Ведь девушкам очень нравится, когда их хвалят.
Так чего же можно хвалить и что собственно можно одобрять? Да все, что угодно. Например, комплимент может быть высказан по поводу:
Фигуры, Лица,
Волос,
Прически,
Походки,
Жестов,
Голоса,
Слов,
Груди,
Ног,
Действий,
Темы в разговоре.
Как ты понимаешь, список далеко не полный. Сам дополнишь, в процессе, так сказать. А пока тебе немножко примеров из нашего списка комплиментов:
Удивительные глаза.
Красивая походка.
Эта блузка тебе очень идет.
Сразу видно, у тебя хороший вкус.
Приятный голос.
Ты хорошо танцуешь.
Какая у тебя гладкая кожа.
У тебя притягивающий взгляд.
У тебя приятная улыбка.
Очень опрятно выглядишь.
Красивые зубки.
У тебя хорошая фигура.
Приятный взгляд.
У тебя очень интересные глаза.
Красивый макияж.
Очень хорошо тебя подчеркивает.
У тебя прекрасный равномерный загар.
У тебя настоящая итальянская улыбка - такая же коварная.
Девушка, вы прекрасны на 85% (47, 90 % - в зависимости от количества одежды), остальное я пока не видел (говорим с улыбкой).
Предосторожности:
Главное, важное и самое необходимое правило: комплимент должен быть искренним! Неискренний комплимент автоматически превращается в наезд, а реакция на наезд и реакция на комплимент сильно отличаются друг от друга. Скажу проще: если ты соврешь, очень велика вероятность того, что ты будешь получать негативную реакцию в самом начале общения. Надо оно тебе?
Второе: не стоит делать комплимент именно вещам. Почему? Потому что ты делаешь комплимент не девушке, а дизайнеру, который все это придумал. Но комплимент ее чувству стиля, умению подобрать вещи, созданию имиджа делать абсолютно точно стоит.
Третье и последнее правило: делать комплимент ее стилю и одежде стоит тогда, когда ты более сильно и хорошо одеваешься, чем девушка. Иначе это снова станет наездом или провокацией. Что в любом случае не самая лучшая вещь.
Было изменено: 19:14 04/10/2012.
Было изменено: 19:17 04/10/2012.
Так чего же можно хвалить и что собственно можно одобрять? Да все, что угодно. Например, комплимент может быть высказан по поводу:
Фигуры, Лица,
Волос,
Прически,
Походки,
Жестов,
Голоса,
Слов,
Груди,
Ног,
Действий,
Темы в разговоре.
Как ты понимаешь, список далеко не полный. Сам дополнишь, в процессе, так сказать. А пока тебе немножко примеров из нашего списка комплиментов:
Удивительные глаза.
Красивая походка.
Эта блузка тебе очень идет.
Сразу видно, у тебя хороший вкус.
Приятный голос.
Ты хорошо танцуешь.
Какая у тебя гладкая кожа.
У тебя притягивающий взгляд.
У тебя приятная улыбка.
Очень опрятно выглядишь.
Красивые зубки.
У тебя хорошая фигура.
Приятный взгляд.
У тебя очень интересные глаза.
Красивый макияж.
Очень хорошо тебя подчеркивает.
У тебя прекрасный равномерный загар.
У тебя настоящая итальянская улыбка - такая же коварная.
Девушка, вы прекрасны на 85% (47, 90 % - в зависимости от количества одежды), остальное я пока не видел (говорим с улыбкой).
Предосторожности:
Главное, важное и самое необходимое правило: комплимент должен быть искренним! Неискренний комплимент автоматически превращается в наезд, а реакция на наезд и реакция на комплимент сильно отличаются друг от друга. Скажу проще: если ты соврешь, очень велика вероятность того, что ты будешь получать негативную реакцию в самом начале общения. Надо оно тебе?
Второе: не стоит делать комплимент именно вещам. Почему? Потому что ты делаешь комплимент не девушке, а дизайнеру, который все это придумал. Но комплимент ее чувству стиля, умению подобрать вещи, созданию имиджа делать абсолютно точно стоит.
Третье и последнее правило: делать комплимент ее стилю и одежде стоит тогда, когда ты более сильно и хорошо одеваешься, чем девушка. Иначе это снова станет наездом или провокацией. Что в любом случае не самая лучшая вещь.
Было изменено: 19:14 04/10/2012.
Было изменено: 19:17 04/10/2012.
Комментарии:
Вернблум_клон 74743
пилите, шура.
пилите, шура.
В октябре 1805 года русские войска занимали села и города эрцгерцогства Австрийского, и еще новые полки приходили из России и, отягощая постоем жителей, располагались у крепости Браунау. В Браунау была главная квартира главнокомандующего Кутузова.
11-го октября 1805 года один из только-что пришедших к Браунау пехотных полков, ожидая смотра главнокомандующего, стоял в полумиле от города. Несмотря на нерусскую местность и обстановку (фруктовые сады, каменные ограды, черепичные крыши, горы, видневшиеся вдали), на нерусский народ, c любопытством смотревший на солдат, полк имел точно такой же вид, какой имел всякий русский полк, готовившийся к смотру где-нибудь в середине России.
С вечера, на последнем переходе, был получен приказ, что главнокомандующий будет смотреть полк на походе. Хотя слова приказа и показались неясны полковому командиру, и возник вопрос, как разуметь слова приказа: в походной форме или нет? в совете батальонных командиров было решено представить полк в парадной форме на том основании, что всегда лучше перекланяться, чем не докланяться. И солдаты, после тридцативерстного перехода, не смыкали глаз, всю ночь чинились, чистились; адъютанты и ротные рассчитывали, отчисляли; и к утру полк, вместо растянутой беспорядочной толпы, какою он был накануне на последнем переходе, представлял стройную массу 2 000 людей, из которых каждый знал свое место, свое дело и из которых на каждом каждая пуговка и ремешок были на своем месте и блестели чистотой. Не только наружное было исправно, но ежели бы угодно было главнокомандующему заглянуть под мундиры, то на каждом он увидел бы одинаково чистую рубаху и в каждом ранце нашел бы узаконенное число вещей, "шильце и мыльце", как говорят солдаты. Было только одно обстоятельство, насчет которого никто не мог быть спокоен. Это была обувь. Больше чем у половины людей сапоги были разбиты. Но недостаток этот происходил не от вины полкового командира, так как, несмотря на неоднократные требования, ему не был отпущен товар от австрийского ведомства, а полк прошел тысячу верст.
Полковой командир был пожилой, сангвинический, с седеющими бровями и бакенбардами генерал, плотный и широкий больше от груди к спине, чем от одного плеча к другому. На нем был новый, с иголочки, со слежавшимися складками мундир и густые золотые эполеты, которые как будто не книзу, а кверху поднимали его тучные плечи. Полковой командир имел вид человека, счастливо совершающего одно из самых торжественных дел жизни. Он похаживал перед фронтом и, похаживая, подрагивал на каждом шагу, слегка изгибаясь спиною. Видно, было, что полковой командир любуется своим полком, счастлив им, что все его силы душевные заняты только полком; но, несмотря на то, его подрагивающая походка как-будто говорила, что, кроме военных интересов, в душе его немалое место занимают и интересы общественного быта и женский пол.
-- Ну, батюшка Михайло Митрич, -- обратился он к одному батальонному командиру (батальонный командир улыбаясь подался вперед; видно было, что они были счастливы), -- досталось на орехи нынче ночью. Однако, кажется, ничего, полк не из дурных... А?
Батальонный командир понял веселую иронию и засмеялся.
-- И на Царицыном лугу с поля бы не прогнали.
-- Что? -- сказал командир.
В это время по дороге из города, по которой расставлены были махальные, показались два верховые. Это были адъютант и казак, ехавший сзади.
Адъютант был прислан из главного штаба подтвердить полковому командиру то, что было сказано неясно во вчерашнем приказе, а именно то, что главнокомандующий желал видеть полк совершенно в том положении, в котором oн шел -- в шинелях, в чехлах и без всяких приготовлений.
К Кутузову накануне прибыл член гофкригсрата из Вены, с предложениями и требованиями итти как можно скорее на соединение с армией эрцгерцога Фердинанда и Мака, и Кутузов, не считая выгодным это соединение, в числе прочих доказательств в пользу своего мнения намеревался показать австрийскому генералу то печальное положение, в котором приходили войска из России. С этою целью он и хотел выехать навстречу полку, так что, чем хуже было бы положение полка, тем приятнее было бы это главнокомандующему. Хотя адъютант и не знал этих подробностей, однако он передал полковому командиру непременное требование главнокомандующего, чтобы люди были в шинелях и чехлах, и что в противном случае главнокомандующий будет недоволен. Выслушав эти слова, полковой командир опустил голову, молча вздернул плечами и сангвиническим жестом развел руки.
-- Наделали дела! -- проговорил он. -- Вот я вам говорил же, Михайло Митрич, что на походе, так в шинелях, -- обратился он с упреком к батальонному командиру. -- Ах, мой Бог! -- прибавил он и решительно выступил вперед. -- Господа ротные командиры! -- крикнул он голосом, привычным к команде. -- Фельдфебелей!... Скоро ли пожалуют? -- обратился он к приехавшему адъютанту с выражением почтительной учтивости, видимо относившейся к лицу, про которое он говорил.
-- Через час, я думаю.
-- Успеем переодеть?
-- Не знаю, генерал...
Полковой командир, сам подойдя к рядам, распорядился переодеванием опять в шинели. Ротные командиры разбежались по ротам, фельдфебели засуетились (шинели были не совсем исправны) и в то же мгновение заколыхались, растянулись и говором загудели прежде правильные, молчаливые четвероугольники. Со всех сторон отбегали и подбегали солдаты, подкидывали сзади плечом, через голову перетаскивали ранцы, снимали шинели и, высоко поднимая руки, натягивали их в рукава.
Через полчаса всё опять пришло в прежний порядок, только четвероугольники сделались серыми из черных. Полковой командир, опять подрагивающею походкой, вышел вперед полка и издалека оглядел его.
-- Это что еще? Это что! -- прокричал он, останавливаясь. -- Командира 3-й роты!..
-- Командир 3-й роты к генералу! командира к генералу, 3-й роты к командиру!... -- послышались голоса по рядам, и адъютант побежал отыскивать замешкавшегося офицера
11-го октября 1805 года один из только-что пришедших к Браунау пехотных полков, ожидая смотра главнокомандующего, стоял в полумиле от города. Несмотря на нерусскую местность и обстановку (фруктовые сады, каменные ограды, черепичные крыши, горы, видневшиеся вдали), на нерусский народ, c любопытством смотревший на солдат, полк имел точно такой же вид, какой имел всякий русский полк, готовившийся к смотру где-нибудь в середине России.
С вечера, на последнем переходе, был получен приказ, что главнокомандующий будет смотреть полк на походе. Хотя слова приказа и показались неясны полковому командиру, и возник вопрос, как разуметь слова приказа: в походной форме или нет? в совете батальонных командиров было решено представить полк в парадной форме на том основании, что всегда лучше перекланяться, чем не докланяться. И солдаты, после тридцативерстного перехода, не смыкали глаз, всю ночь чинились, чистились; адъютанты и ротные рассчитывали, отчисляли; и к утру полк, вместо растянутой беспорядочной толпы, какою он был накануне на последнем переходе, представлял стройную массу 2 000 людей, из которых каждый знал свое место, свое дело и из которых на каждом каждая пуговка и ремешок были на своем месте и блестели чистотой. Не только наружное было исправно, но ежели бы угодно было главнокомандующему заглянуть под мундиры, то на каждом он увидел бы одинаково чистую рубаху и в каждом ранце нашел бы узаконенное число вещей, "шильце и мыльце", как говорят солдаты. Было только одно обстоятельство, насчет которого никто не мог быть спокоен. Это была обувь. Больше чем у половины людей сапоги были разбиты. Но недостаток этот происходил не от вины полкового командира, так как, несмотря на неоднократные требования, ему не был отпущен товар от австрийского ведомства, а полк прошел тысячу верст.
Полковой командир был пожилой, сангвинический, с седеющими бровями и бакенбардами генерал, плотный и широкий больше от груди к спине, чем от одного плеча к другому. На нем был новый, с иголочки, со слежавшимися складками мундир и густые золотые эполеты, которые как будто не книзу, а кверху поднимали его тучные плечи. Полковой командир имел вид человека, счастливо совершающего одно из самых торжественных дел жизни. Он похаживал перед фронтом и, похаживая, подрагивал на каждом шагу, слегка изгибаясь спиною. Видно, было, что полковой командир любуется своим полком, счастлив им, что все его силы душевные заняты только полком; но, несмотря на то, его подрагивающая походка как-будто говорила, что, кроме военных интересов, в душе его немалое место занимают и интересы общественного быта и женский пол.
-- Ну, батюшка Михайло Митрич, -- обратился он к одному батальонному командиру (батальонный командир улыбаясь подался вперед; видно было, что они были счастливы), -- досталось на орехи нынче ночью. Однако, кажется, ничего, полк не из дурных... А?
Батальонный командир понял веселую иронию и засмеялся.
-- И на Царицыном лугу с поля бы не прогнали.
-- Что? -- сказал командир.
В это время по дороге из города, по которой расставлены были махальные, показались два верховые. Это были адъютант и казак, ехавший сзади.
Адъютант был прислан из главного штаба подтвердить полковому командиру то, что было сказано неясно во вчерашнем приказе, а именно то, что главнокомандующий желал видеть полк совершенно в том положении, в котором oн шел -- в шинелях, в чехлах и без всяких приготовлений.
К Кутузову накануне прибыл член гофкригсрата из Вены, с предложениями и требованиями итти как можно скорее на соединение с армией эрцгерцога Фердинанда и Мака, и Кутузов, не считая выгодным это соединение, в числе прочих доказательств в пользу своего мнения намеревался показать австрийскому генералу то печальное положение, в котором приходили войска из России. С этою целью он и хотел выехать навстречу полку, так что, чем хуже было бы положение полка, тем приятнее было бы это главнокомандующему. Хотя адъютант и не знал этих подробностей, однако он передал полковому командиру непременное требование главнокомандующего, чтобы люди были в шинелях и чехлах, и что в противном случае главнокомандующий будет недоволен. Выслушав эти слова, полковой командир опустил голову, молча вздернул плечами и сангвиническим жестом развел руки.
-- Наделали дела! -- проговорил он. -- Вот я вам говорил же, Михайло Митрич, что на походе, так в шинелях, -- обратился он с упреком к батальонному командиру. -- Ах, мой Бог! -- прибавил он и решительно выступил вперед. -- Господа ротные командиры! -- крикнул он голосом, привычным к команде. -- Фельдфебелей!... Скоро ли пожалуют? -- обратился он к приехавшему адъютанту с выражением почтительной учтивости, видимо относившейся к лицу, про которое он говорил.
-- Через час, я думаю.
-- Успеем переодеть?
-- Не знаю, генерал...
Полковой командир, сам подойдя к рядам, распорядился переодеванием опять в шинели. Ротные командиры разбежались по ротам, фельдфебели засуетились (шинели были не совсем исправны) и в то же мгновение заколыхались, растянулись и говором загудели прежде правильные, молчаливые четвероугольники. Со всех сторон отбегали и подбегали солдаты, подкидывали сзади плечом, через голову перетаскивали ранцы, снимали шинели и, высоко поднимая руки, натягивали их в рукава.
Через полчаса всё опять пришло в прежний порядок, только четвероугольники сделались серыми из черных. Полковой командир, опять подрагивающею походкой, вышел вперед полка и издалека оглядел его.
-- Это что еще? Это что! -- прокричал он, останавливаясь. -- Командира 3-й роты!..
-- Командир 3-й роты к генералу! командира к генералу, 3-й роты к командиру!... -- послышались голоса по рядам, и адъютант побежал отыскивать замешкавшегося офицера
olga
Очень опрятно выглядишь.
Очень опрятно выглядишь.
Чем более искренне сказано, тем более оскорбительно звучит:(((
Извините, но прежде чем оставить комментарий, следует ввести логин и пароль!
(ссылку "ВХОД" в правом верхнем углу страницы хорошо видно? :)