"ЕЖЕ" от 18 декабря 2012 г.
Сколько стоит...
Сколько стоит...
Беру трагическую тему
и окунаю в тему темя,
дальше начинается невероятное.
Вера? Яд? Ной? Я?
Верую!
Профанирую, блефуя!!!
Фуй...
Чихая нейлоновыми стрекозами,
собаки планируют касторкой на вельвет,
таракашки-букашки кашляют глюкозой.
Бред? Бред.
Пас налево. Семь треф. Шах!
Мыши перламутровые в ушах.
- БРЕД, БРЕД, БРЕД, БРЕД, БРЕД, БРЕД -
Троллейбус заболел кессонной.
Изоп уполз. Слон - "элефант".
И деградируют кальсоны,
обёрнутые в целлофан.
- БРЕД, БРЕД, БРЕД, БРЕД, БРЕД, БРЕД -
Хаос. Хвост. Хруст. Пруст. Вуз. Туз.
Загораем. От мёртвого осла уши. Кушай!
(Чревоугодник в чреве червя.)
Шпрот в рот. А идиот - наоборот.
- БРЕД, БРЕД, БРЕД, БРЕД, БРЕД, БРЕД -
Джаз-гол! Гол зад! Гол бюст!
Холст. Гёрлс. Хлюст.
Я опууупеваю...
Я опууух...
Вкусно порубать Ге!
Фетиш в шубе:
голкипер фаршированный фотографируется в Шуе,
хрен хронометрирует на хребте Харона
харакири. Хррр!!
"Ау, - кричу, - задрыга, хватит, финиш!"
Фигу!
(Это только часть
задуманного мною триптиха.)
P. S.
Сам уйду, покуда не умыли,
но, клянусь, что бредил я не зря,
ведь ещё никто в подлунном мире
не пускал
такого пузыря!
Интервью давал:
Комментарии:
Маленького pоста,
И смеялся стаpичок
Чpезвычайно пpосто:
"Ха-ха-ха
Да хе-хе-хе,
Хи-хи-хи
Да бyх-бyх!
Бy-бy-бy
Да бе-бе-бе,
Динь-динь-динь
Да тpюх-тpюх!"
Раз, yвидя паyка,
Стpашно испyгался.
Hо, схватившись за бока,
Гpомко pассмеялся:
"Хи-хи-хи
Да ха-ха-ха,
Хо-хо-хо
Да гyль-гyль!
Ги-ги-ги
Да га-га-га,
Го-го-го
Да бyль-бyль!"
А yвидя стpекозy,
Стpашно pассеpдился,
Hо от смеха на тpавy
Так и повалился:
"Гы-гы-гы
Да гy-гy-гy,
Го-го-го
Да бах-бах!
Ой, pебята не могy!
Ой, pебята,
Ах-ах!"
а презерватив натянул?
по улице морозной
разве без презерватива можно?
цветут сады зеленеют моря
и кажецца жызнь прожыта не зря.
эй парень
чо ты мозги паришь?
кальвадоса испил?
беломор покурил?
так звездуй дальше по холодку
а не лежи на боку!
стихи они разные бывают
на ковото накатывает
ковото одухотворяет
и на семь бед один ответ -
Божественный Минет!
Did gyre and gimble in the wabe:
All mimsy were the borogoves,
And the mome raths outgrabe.
"Beware the Jabberwock, my son!
The jaws that bite, the claws that catch!
Beware the Jubjub bird, and shun
The frumious Bandersnatch!"
He took his vorpal sword in hand:
Long time the manxome foe he sought --
So rested he by the Tumtum tree,
And stood awhile in thought.
And, as in uffish thought he stood,
The Jabberwock, with eyes of flame,
Came whiffling through the tulgey wood,
And burbled as it came!
One, two! One, two! And through and through
The vorpal blade went snicker-snack!
He left it dead, and with its head
He went galumphing back.
"And, has thou slain the Jabberwock?
Come to my arms, my beamish boy!
O frabjous day! Callooh! Callay!'
He chortled in his joy.
'Twas brillig, and the slithy toves
Did gyre and gimble in the wabe;
All mimsy were the borogoves,
And the mome raths outgrabe.
(CtrlC+CtrlV).
Улва
Глулов куул...
Амул ягул вагул
За ла е
У гул
Волгала гыр
Марча!
(КнтрлЦэ+КнтрлВэ).
языком эзоповым
хорошо получается
жаль што руки
растут из зоппы -
жена сильно печалится
ВС. ОПОШНЯНСКИЙ. Фото из газеты "Юманите". Несколько месяцев продолжался конфликт между рабочими и хозяевами строительной компании в Форт-Лодердейле (штат Флорида, США).
Владельцы фирмы в погоне за прибылью решили сократить фонд заработной платы. В знак протеста против действий администрации рабочие объявили забастовку, но предприниматели прибегли к испытанному методу - набрали на работу штрейкбрехеров. Когда в ответ несколько сотен рабочих пикетировали вход на одну из строительных площадок, против них была брошена полиция. "Блюстители порядка" жестоко расправились с забастовщиками. В ход были пущены гранаты со слезоточивым газом, резиновые дубинки.
Жестокость, репрессии, аресты рабочих-активистов - вот средства, с помощью которых администрация Рейгана подавляет малейшие выступления простых американцев в защиту их прав.
Правда 13. 11. 1982
Один старичок из Макао
Макал свои туфли в какао,
А белый жилет
Он макал в винегрет -
Весёлый старик из Макао!(С)
Спросить самогону
у х у е м исписанной двери
Нарвать георгинов на клумбе
Слетать на субботу
с товарищем детства к веселому Черному морю
Знакомясь на улице
дело докончить в сортире
В натуре всегда тут была широта
до избытка
К задам и грудям ощутима любовь до зарезу
ЛЮБОВЬ - НЕ ИГРА!
как начертано мелом в глубинах
шестого подъезда
В России всегда можно было убить человека
и вытереть руки о землю
траву
и березу
Всегда человека дубасила странноприимна совесть
начатки плодов присуждавшая в жертву родному народу
В стране от которой все ангелы видно давно отвернулись
А все трубочисты
ушли с головою в работу
В России всегда можно было легко и свободно
пред тем как свихнуться
пойти и стрельнуть сигарету
секс-пятиминутка
(конструктор для детей преклонного возраста)
Он взял ее через пожарный кран
И через рот посыпался гербарий
Аквариум нутра мерцал и падал в крен
Его рвало обеими ногами
Мело-мело весь уик-энд в Иране
Он взял ее
на весь вагон
Он ел ее органику и нефть
забила бронхи узкие от гона
Он мякоть лопал и хлестал из лона
и в горле у него горела медь
Мело-мело весь месяц из тумана
Он закурил
решив передохнуть
Потом он взял ее через стекло
через систему линз и конденсатор
как поплавок зашелся дрожью сытой
свое гребло
когда он вынимал свое сверло
Мело-мело
Мело
Потом отполз и хрипло крикнул ФАС
И стал смотреть что делают другие
Потом он вспомнил кадр из "Ностальгии"
и снова взял ее уже через дефис
Мело-мело с отвертки на карниз
на брудершафт Как пьяного раба
завертывают на ночь в вольчью шкуру
Он долго ковырялся с арматурой
Мело-мело
Он взял ее в гробу
И как простой искусствоиспытатель
он прижимал к желудку костный мозг
превозмогая пафос и кишечный смог
он взял ее уже почти без роз
почти без гордости без позы в полный рост
через анабиоз
и выпрямитель
И скрючившись от мерзости от нежности и мата
он вынул душу взяв ее как мог
через Урал Потом закрыл ворота
и трясся до утра от холода и пота
не попадая в дедовский замок
Мело-мело От пасхи до салюта
Шел мокрый снег Стонали бурлаки
И был невыносимо генитален гениален
его
кадык
переходящий в
голень
как пеликан с реакцией Пирке
не уместившийся в футляры готовален
Мело-мело Он вышел из пике
Шел мокрый снег Колдобило Смеркалось
Поднялся ветер Харкнули пруды
В печной трубе раскручивался дым
насвистывая оперу Дон Фаллос
Мело-мело Он вышел из воды
сухим Как Щорс
И взял ее еще раз
(с)
Вопросом: поцелуев в жизни сколько?
Румынкой, дочерью Дуная,
Иль песнью лет про прелесть польки, -
Бегу в леса, ущелья, пропасти
И там живу сквозь птичий гам,
Как снежный сноп, сияют лопасти
Крыла, сверкавшего врагам.
Судеб виднеются колёса,
С ужасным сонным людям свистом
И я, как камень неба, нёсся
Путём не нашим и огнистым.
Люди изумленно изменяли лица,
Когда я падал у зари.
Одни просили удалиться,
А те молили: озари.
Над юга степью, где волы
Качают чёрные рога,
Туда, на север, где стволы
Поют, как с струнами дуга,
С венком из молний белый чорт
Летел, крутя власы бородки:
Он слышит вой власатых морд
И слышит бой в сковородки.
Он говорил: "Я белый ворон, я одинок,
Но всё - и чёрную сомнений ношу
И белой молнии венок -
Я за один лишь призрак брошу
Взлететь в страну из серебра,
Стать звонким вестником добра".
У колодца расколоться
Так хотела бы вода,
Чтоб в болотце с позолотцей
Отразились повода.
Мчась, как узкая змея,
Так хотела бы струя,
Так хотела бы водица
Убегать и расходиться,
Чтоб, ценой работы добыты,
Зеленее стали чёботы,
Черноглазыя, ея.
Шопот, ропот, неги стон,
Краска темная стыда.
Окна, избы с трех сторон,
Воют сытые стада.
В коромысле есть цветочек,
А на речке синей чёлн.
"На, возьми другой платочек,
Кошелек мой туго полн". -
"Кто он, кто он, что он хочет?
Руки дики и грубы!
Надо мною ли хохочет
Близко тятькиной избы?
Или? или я отвечу
Чернооку молодцу,
О сомнений быстрых вече,
Что пожалуюсь отцу?"
Ах, юдоль моя гореть!
Но зачем устами ищем
Пыль, гонимую кладбищем,
Знойным пламенем стереть?
И в этот миг к пределам горшим
Летел я, сумрачный, как коршун.
Воззреньем старческим глядя на вид земных шумих,
Тогда в тот миг увидел их.
Мы не идеалы, как думают наши многочисленные поклонницы. Мы не благородные юноши, мы наглые, дерзкие, испорченные славой подростки. В нас ни капли романтики. Мы - из другого мира, с другой планеты, где и чувства-то другие...
Воин слишком импульсивен. Всегда рвется в бой, ему нравятся сражения, он живет ими. А когда превратился в парня - у нас появились неприятности. Да-да, в виде одной такой пустоголовой блондиночки... И все потому что Сейя слишком любит кадрить с девушками. И ему это слишком нравится.
Творец слишком зациклен на учебе и педантичности. Он слишком правильный, слишком умный, слишком галантный, а за всем этим - холод. Может быть даже сильней моего. А еще Тайки любит сомневаться. Слишком сомневаться. Вот и сейчас он сомневается, что испытывает к Мизуно какие-то чувства. Но я-то вижу, что испытывает. Только никогда в этом не признается. Потому что слишком гордый.
А я..
Я - Звездный Сейлор Целитель. Который слишком зациклен на таком понятии как долг. Мы должны найти Принцессу, мы должны сделать все возможное. И невозможное - тоже. У меня нет иной мечты, кроме как найти Принцессу. Я выкидываю письма поклонниц, не читая, меня не заботит мой имидж, я дерзок, порой груб, мне не нравятся все эти наши фанатки. Я привык быть искренним. Но с ними... Я не верю им. Я слишком не привык доверять. А еще, и это меня порой пугает, я бываю слишком нелогичным. И поэтому сегодня мы с Минако идем в парк. Я очень надеюсь, что Мина не устроит в кустах засады из репортеров. И мы просто тихо погуляем, не привлекая особого внимания...
- Куда это ты так тщательно собираешься, Ятен? - отражение в зеркале принадлежало Сейе.
Кажется, я слишком долго крутился перед зеркалом...
- На свидание идешь, да? - не отставил наш ловелас, крутясь передо мной.
- Можно поинтересоваться с кем? - Тайки оторвался от чтения и, сняв очки, внимательно посмотрел на меня.
- С самой красивой девушкой нашей школы, - выпалил я, не представляя, что будет дальше.
- ААА! - крик Сейи должен был быть слышен как минимум несколькими этажами выше и ниже. - Ты положил глаз на моего пончика! Имей ввиду, она моя!
- К твоему сведению, - поправил его Тайки, - у "пончика" есть жених. Он сейчас в Америке.
- Все равно. Я не разрешаю Ятену с ней встречаться.
Я даже оторопел на пару минут от такого заявления. Нет, ну ничего себе!
- А кто это сказал, что твоя куколка самая красивая? Я иду с Минако Аино.
- А.. - Тайки тут же утратил интерес к беседе. - У нее очень низкие оценки по всем предметам.
- И она - бледная тень моего пончика! - высказал свое мнение Сейя.
- Вы просто зануды, парни. Потому что сидите в такой прекрасный день дома, а я иду на свидание! - заключил я и показал им язык. - Не скучайте.
И быстро закрыл за собой дверь. Очень уж хотелось рассмеяться. Но уходить не стал, а приложил ухо к двери.
- Кажется, он оттаивает. Так... Это Тайки...
- Я всегда вам говорил, чтобы вы тоже нашли себе куколок. Мы же юноши, должны вести себя соответственно нашему образу!
Теперь остался только ты, Тайки. Почему бы тебе не закадрить... ну, к примеру, ту же Ами? Или...
Раздался странный глухой шум, и я понял, что Тайки запустил в надоедливого брата книгой. Я спускался по лестнице, тихонько посмеиваясь.
Оттаиваю?
Или надеюсь хоть на секундную, но искренность?
***
Я увидел ее издали. Она сидела на скамейке и оглядывалась по сторонам. Казалось, что девушка нервничает.
Она что, думает, я и правда могу не прийти?
Мне становится стыдно.
Мина сегодня выглядит потрясающе. Она и так красива, конечно, но сегодня... Голубое платье с широким поясом и пышным бантом сзади очень идет к ее голубым глазам и бледно-золотистым локонам... А эта соломенная шляпка с голубой лентой так изящно подчеркивает овал лица и тонкую шею...
Если бы не образ Принцессы, что вечно в моем сердце, может я и влюбился бы в Аино.
Я неслышно подхожу сзади и закрываю ладонями глаза Минако.
- Угадай, кто? - тихо шепчу ей на ухо.
Девушка от неожиданности вздрагивает. Несколько мгновений мы молчим. Потом ее тонкие пальчики касаются моих рук.
- Ятен?..
- Угадала.
Я убираю ладони с ее лица и обхожу скамейку.
- Идем?
Они вскакивает со скамейки и виснет у меня на шее с такой резвостью, что я еле держусь на ногах.
И тут же цепляется за мой локоть.
- Куда ты поведешь меня, Ятен?.. Куда? Куда? Ну скажи же!
От этого голоса так веет фальшью и фанатизмом, что хочется сказать что-то грубое, чтоб только не говорили со мной таким тоном!
- Минако... - я смотрю в ее небесно-голубые глаза, - Минако, давай сегодня наша прогулка будет искренней? Я хочу увидеть тебя настоящую, а не очередную сумасшедшую фанатку.
Она отпускает мой локоть и поворачивается ко мне спиной. Плечики ее чуть подрагивают. Кажется, я все-таки сказал что-то не то.
- Хорошо, - наконец произносит она и оборачивается ко мне с улыбкой на лице. - Сегодня я буду настоящей Минако!
Она несмело берет меня за руки, и мы идем вперед. Я чувствую ее тепло и снова улыбаюсь. Мне так мало надо...
- Куда ты меня ведешь? - озорно спрашивает Мина.
- Туда, - я указываю пальцем на колесо обозрения. - Ты же не боишься высоты?
- Конечно, нет, - смеется девушка.
- Какое отсюда все маленькое, как на ладони! - Мина восхищенно смотрит вниз, на все уменьшающийся Токио.
- И какое отсюда видится необъятное небо...
- Да...
Но Мина смотрит вовсе не на небо, а на меня. Я знаю, что сейчас она любуется мной и гадает, почему именно она. Ведь я мог пригласить любую. А выбрал ее, ученицу первого класса старшей школы, Минако Аино. Когда я увидел ее впервые, она показалась мне смешной, наивной, очень романтичной. Потом я видел ее другой. Целеустремленной, решительной, может быть немного наглой.. Она всегда хотела быть впереди. Светиться ярче всех. Показать себя, выделиться... А я всегда хотел тишины, покоя. Я не любил все эту суматоху, что вечно царила вокруг нас. И я привык одевать маску и гордо идти вслед за братьями. Потому что мы - должны. А Минако не должна, но хочет.
Может эта загадка и привлекла меня?
- Скажи, почему ты стал певцом? - спрашивает Мина, в упор смотря на меня. - Ты не любишь фанаток, выкидываешь письма поклонниц, даже не распечатывая конверт. Тебе не нужно внимание... Ты не любишь жужжание камер и яркие вспышки. Зачем тогда ты поешь?
Ах, Мина... Как бы хотел я сейчас уйти от ответа, но я всегда держу обещания. И должен быть искренен.
- Я пою, чтоб найти единственную девушку на свете, - произнес наконец я, глядя на белые облака, лениво плывущие рядом с кабинкой, - девушку, чей свет сияет ярче всех звезд вселенной, девушку моей мечты...
- Ясно... - Минако теперь смотрит на свои колени. - А я... Я могу стать этой девушкой?
Вопрос виснет в воздухе. Я молчу, не хочется омрачать такой замечательный день. И делать больно Минако. Целитель, когда в последний раз ты беспокоился, что причиняешь кому-то боль?.. Я смотрю на небо, что отдаляется от меня, Минако смотрит в другую сторону, на приближающийся Токио.
Мы выходим из кабинки, я подаю Минако руку, но она словно не замечает ее.
- Ятен, я задала вопрос... И мне хотелось бы получить на него ответ.
Я молча иду вперед. Что я могу сказать?
- Ятен, - она останавливает меня, дотрагиваясь до моего рукава. - В самом начале нашей прогулки ты просил меня быть искренней. Теперь того же прошу я.
- Мина...
- Так я смогу стать этой девушкой?
- Ты можешь попытаться, - улыбаюсь я, видя, как моя улыбка передается Минако. Она чуть краснеет, а потом тянет меня в сторону от главной дороги парка.
- Идем, Ятен! Усаги говорила, что там продается очень вкусное мороженое! Ты же меня угостишь, правда?
Вслед за очень вкусным мороженым (Усаги была права! даже странно), мы пошли в павильон "Кривых зеркал", катались на карусели, потом ели сахарную вату, одну на двоих, потом снова были аттракционы, ветер в лицо, звонкий смех Минако, а затем мы просто гуляли, взявшись за руки. Закат мы встретили на мосту, с которого открывался потрясающий вид на Токио, весь сверкающий разноцветными огнями. И тут мне в голову пришла совершенно неожиданная мысль. Первый раз, с тех пор, как мы прибыли на эту планету, я не фырчал и не выказывал своей раздражительности. Я просто забыл все свои "слишком" и наслаждался этим днем... Минако прижалась ко мне ближе, а я инстинктивно приобнял ее за талию. Она чуть покраснела, а потом положила голову на мое плечо.
Я скосил на нее глаза. Еще пара минут, и мы снова наденем свои привычные маски. А пока - я просто погреюсь этим теплом.
Мы шли по ночному Токио. Минако вцепилась в рукав моего пиджака и что-то восторженно пищала. Я шел ровным шагом, периодически пофыркивая. Для всех мы снова стали поп-идолом и восторженной фанаткой. Очень удачливой фанаткой, раз сам Ятен Коу провожает ее до дома.
- Мы пришли, - Минако остановилась у высотного дома. А потом указала пальцем на верхние этажи. - Я живу вооон в той квартире.
- Понятно, - кивнул я. - Спасибо за приятно проведенный день.
- Не стоит. - Мина улыбнулась. - А что мы бу...
Она не договорила. Я успел коснуться ее губ прежде, чем она задаст очередной глупый и совершенно неуместный вопрос.
На какое-то мгновение мне показалось, что меня сейчас оттолкнут, но ее губы были такими мягкими, что мне совсем не хотелось от них отрываться. И когда я почувствовал слабый отклик, в душе что-то шевельнулось.
Мы целовались до тех пор, пока нам не стало хватать воздуха. А потом на меня налетел ураган под кодовым названием "Минако".
Она бросилась мне на шею и за всем этим неожиданным порывом эмоций, я различил всего два слова. "Спасибо тебе".
Мне никто не говорил спасибо.
Никто не благодарил.
Никто и никогда.
Потому что я всегда делал то, что должен был делать. И за такое - не благодарят. Такое воспринимают как должное.
Я смотрел вслед Минако и, когда ее фигура скрылась за стеклянными дверями, улыбнулся, ероша свои пепельные волосы.
- Минако... - тихо пробормотал я. - Это тебе спасибо тебе.
вы думаете, fair lady, завтра начнут мочиться в подъезде? ((
если не занудствовать, есть такие чужие строки, которые как музыка лучше всего передадут тебя в эфир.
- Что вы, профессор, смеётесь?
- Какое там смеюсь?! Я в полном отчаянии, - крикнул Филипп Филиппович, - что же теперь будет с паровым отоплением?
некоторые ставят (с) , а некоторые по-прежнему форсят без него, пытаясь выдать чужое за свое)))
а я вот не стану копипастить даже за компанию (хорошую ) с вами.
и плюса не дам, нихачу.
Поводом к дискуссии послужило следующее стихотворение гв. подполковника бенАаврома, известного специалиста-жоповеда:
отрывок
Важно одно - в букв бесмысленной тесноте
Жопе неловко - ведь Жопа стремится к ясности.
Вроде, слова и складные, но - не те.
Всё, как-то, получаются несуразности.
Жопа - не птица, ее не загонишь в клеть.
Не обойдешь, и не втиснешь в иносказание.
Ну, а коль жопу в песне нельзя воспеть.
Это не песня получится - а мычание.
На это откликнулся граф BOEHKOM:
С премудростью старейшин-жоповедов
Не спорь! тебя оставят в дураках!
Чу! раздается сладкий клич победы,
И трепетная ЖОПА уж в руках!
В беседу вступил юнкер Ларошфуко:
Гусарский род пришел в упадок,
Кругом раздоры, беспорядок,
Культуре секса наступил конец
О ЖОПЕ говорят гусары,
И канул в лету старыи добрыи жеребец!
И его поддержал подпоручик Исправных:
И я о том же самом говорю:
Куда мы катимся? то биш: Куда стремимся?
Год ЖОПЫ что ли по календарю?
Ну почему мы с жопой не простимся?
Ее в стихах воспели уж не раз
И в прозе всю подробно описАли...
Неужто мы свой боевой запас
На жопу с ручкой променяли?!
Известный жоповед ср-р Сухарев не согласился с Исправных:
Стихов написано немало о любви
Трепещущих, как птица в зимней стуже
Что - каждый Год ЛЮБВИ? Ну, се ла ви -
А чем, простите, подпоручик, ЖОПА хуже?
На это подпоручик Исправных укоризненно заметил Сухареву и всем поклонникам Жопы:
ЛЮБОВь и ЖОПА, право, не сравнимы
Как не сравнимы храбрость и рак почек.
Мы ж почему-то, ЖОПОЙ одержимы,
ЛЮБВИ не отвели и пары строчек.
Со свойственным ему изяществом, князь Шанидзе перевел вопрос на возвышенное, вспоминая необычайное приклучение, бывшее с князем Шанидзе на водах во Флориде:
О, этот мягкий контур, нежный цвет,
Как облако в лучах зари вечерней!
Какая глубина, какая полнота в ней!
Вот, где на все сомнения ответ.
А из округлости, волнующе и страстно,
Волнуя плоть и подчиняя властно,
Отросток розовый пленительно глядит.
Вот, что воспеть обязан был пиит!
Но этот голос... Разрушает все
Надежды его тембр неблагозвучный
"Нет совершенства в этом мире скучном",-
Я горько думаю, на камешек присев...
Точку же поставил князь Припять-Чернобыльский,
забив железный гвоздь Идеологии:
Товарищ, верь, взойдет она...
Пушкин
Ко всему нужно относиться политически
Вечно живой сифилитик
Химера научного демократизма
Мрет словно гидра беспозвоночная
В век разлагаючегося коммунизма
Сгинет с позором система непрочная
И что нам монархия с львами Невскими?
Чуждо гусарам такое явление
К черту политиков с мыслями мерзкими
Мы предлагаем миру спасение
Наша идеология верна гусарская
Нам карты в руки и к черту правителей
Увидят народы жизнь распрекрасную
Мы ведь гусары - отнудь не любители
И мыслей наших мощь откровенная
Доверье в людей вселит окончательно
Светло-гусарская жизнь вдохновенная
Будет примером служить замечатело
И символ наш, великий и рьяный
Врагов преследуя над миром поднимится
Как птица или как флаг багряный
Взовьется под солнце и рты разинутся
Пускай Америки нас устрашается
Пускай удивляется старушка Европа
Когда над горизонтом гордо появится
Большая, волосатая, гусарская жопа.
Клавка травка Кафка
ласточка с весной
проездной застенчивый съестной
липкий перламутровый с булавкой
с варежкой с норушкой без штанов
в Люберцах в сердцах на самосвале
во поле берё В Колонном зале
во саду ли все поражены
Нервы что ли обожжены?
Голова имеет форму куба
сруба сахара отвинченной луны
табуретки вилки ветчины
и швейцара английского клуба
ОДНОЖОПЫХ!!!
(с) ))) ))) )))
Отмстить неразумным хозарам:
Их села и нивы за буйный набег
Обрек он мечам и пожарам;
С дружиной своей, в цареградской броне,
Князь по полю едет на верном коне.
Из тёмного леса навстречу ему
Идёт вдохновенный кудесник,
Покорный Перуну старик одному,
Заветов грядущего вестник,
В мольбах и гаданьях проведший весь век.
И к мудрому старцу подъехал Олег.
"Скажи мне, кудесник, любимец богов,
Что сбудется в жизни со мною?
И скоро ль, на радость соседей-врагов,
Могильной засыплюсь землёю?
Открой мне всю правду, не бойся меня:
В награду любого возьмёшь ты коня".
"Волхвы не боятся могучих владык,
А княжеский дар им не нужен;
Правдив и свободен их вещий язык
И с волей небесною дружен.
Грядущие годы таятся во мгле;
Но вижу твой жребий на светлом челе.
Запомни же ныне ты слово моё:
Воителю слава отрада;
Победой прославлено имя твоё;
Твой щит на вратах Цареграда:
И волны и суша покорны тебе;
Завидует недруг столь дивной судьбе.
И синего моря обманчивый вал
В часы роковой непогоды,
И пращ, и стрела, и лукавый кинжал
Щадят победителя годы...
Под грозной бронёй ты не ведаешь ран;
Незримый хранитель могущему дан.
Твой конь не боится опасных трудов;
Он, чуя господскую волю,
То смирный стоит под стрелами врагов,
То мчится по бранному полю.
И холод и сеча ему ничего...
Но примешь ты смерть от коня своего".
Олег усмехнулся однако чело
И взор омрачилися думой.
В молчанье, рукой опершись на седло,
С коня он слезает, угрюмый;
И верного друга прощальной рукой
И гладит и треплет по шее крутой.
"Прощай, мой товарищ, мой верный слуга,
Расстаться настало нам время;
Теперь отдыхай! уж не ступит нога
В твоё позлащенное стремя.
Прощай, утешайся да помни меня.
Вы, отроки-други, возьмите коня!
Покройте попоной, мохнатым ковром;
В мой луг под уздцы отведите;
Купайте; кормите отборным зерном;
Водой ключевою поите".
И отроки тотчас с конём отошли,
А князю другого коня подвели.
Пирует с дружиною вещий Олег
При звоне весёлом стакана.
И кудри их белы, как утренний снег
Над славной главою кургана...
Они поминают минувшие дни
И битвы, где вместе рубились они.
"А где мой товарищ? промолвил Олег. -
Скажите, где конь мой ретивый?
Здоров ли? Всё так же ль легок его бег?
Всё тот же ль он бурный, игривый?"
И внемлет ответу: на холме крутом
Давно уж почил непробудным он сном.
Могучий Олег головою поник
И думает: "Что же гаданье?
Кудесник, ты лживый, безумный старик!
Презреть бы твоё предсказанье!
Мой конь и доныне носил бы меня".
И хочет увидеть он кости коня.
Вот едет могучий Олег со двора,
С ним Игорь и старые гости,
И видят на холме, у брега Днепра,
Лежат благородные кости;
Их моют дожди, засыпает их пыль,
И ветер волнует над ними ковыль.
Князь тихо на череп коня наступил
И молвил: "Спи, друг одинокий!
Твой старый хозяин тебя пережил:
На тризне, уже недалёкой,
Не ты под секирой ковыль обагришь
И жаркою кровью мой прах напоишь!
Так вот где таилась погибель моя!
Мне смертию кость угрожала!"
Из мёртвой главы гробовая змея
Шипя между тем выползала;
Как чёрная лента, вкруг ног обвилась,
И вскрикнул внезапно ужаленный князь.
Ковши круговые, запенясь, шипят
На тризне плачевной Олега;
Князь Игорь и Ольга на холме сидят;
Дружина пирует у брега;
Бойцы поминают минувшие дни
И битвы, где вместе рубились они.
Оставлю свой след...)))
Ваш комментарий:
Так далеко забрались, и до сих пор не зарегистрировались!? Вот те на! А ведь многие действия на сайте, в том числе и удовольствие комментировать чужие дневники, могут себе позволить лишь зарегистрированные пользователи! Вот так вот!